Мой легкий плот, скользящий по реке, Стремителен, как тень крикливой чайки. И реет флаг и хлещет по щеке, И не беда, что сшит из старой майки. Вонзаю шест и пользуюсь рекой, Но дух ее нисколько не обижен; И легкий плот, то быстр, то неподвижен, Мне дарит счастье быть самим собой.
Солнце встало на Западе. Мои флаги приспущены. И одна только заповедь Мной еще не нарушена. На стене имя нежное Да корявыми знаками. Моя ревность цветет во мне Злыми черными маками. Солнце всходит на Западе. Пью коньяк после ужина. А последняя заповедь Не однажды нарушена...
Сладковата усталость... Я чувствую, веки прикрыв- Твоя близость вскрывает мне мозг, как вскрывают нарыв. Мои мысли рисуются вязью и гаснут во тьме. Ты берешь мою боль, только вот... Что ты знал обо мне? Чернота и полет, я кричу: не сейчас, Боже мой! Мои страхи, как искры сбиваются в огненный рой, Обретают подобие плоти в ревущем огне. Ты украл мою душу, но что... Что ты знал обо мне?
Я жутко устала от этих амбиций, От лживых оков на предательских лицах. Как будто макет этих старых традиций Был выращен в темных пустых небылицах.
Мне кажется глупым смотреть на картины, Где мастер рисует каких-то героев, Где люди проходят, смотря на витрины, Не видя коварных злодейских устоев.
Мне кажется странным не видеть страницы Из книги, написанной чей-то рукою. Но все же печально – лишь в той веренице Судьба предначертана словно тоскою.
И люди не знают, гадая на картах, Что мир одиночества – это награда В спасении от беспощадного страха, От лжи и бесчинства того маскарада.
...развернутая метафора бессубъектного внимания, создающего волшебные миры как ловушку для самого себя. (с)
... По тоненьким венам наушников льется живая, горячая музыка, сплетение звуков и слов, вливается в уши, в мысли, в строчки, в сердца. Не хочешь - не слушай, у каждого вены свои, но если ступил на дорогу - придется идти до конца, спасая заблудшие души. Однажды ты просто поймешь, что не помнишь имя отца, но так даже лучше - ничто не мешает дышать и слышать, как пульсом по венам текут очумелые звуки, срывая с привычной орбиты и вновь заставляя идти до конца, пока не угаснут аккорды, пока еще можешь отличать от лица звериную морду... По тоненьким венам наушников льется живая, горячая музыка, бьется, как сердце, внутри. Если не хочешь молчать - говори, говори. Пусть хочется только стихами - ты хотя бы прозой, как все, как умеешь, но не молчи. Когда ты молчишь, в тебе задыхается пламя зажженной Всевышним свечи. Говори, говори, хочешь - пой или просто ругайся, если только не хочешь услышать, как рвется струна, как тебе говорят, что все было напрасно, все зря, и теперь остается лишь ждать января, чтобы заново все начинать... Когда ты умолкнешь, не выдержит тонкая вена, и мир захлестнет тишина.
Приятного дня сиятельному собранию. Я бы хотела представить на ваш суд серию юмористических фентезийных зарисовок.
Название: "Зарплатная зарисовка" Автор: Elfango Жанр: сказки Размер: мини Рейтинг: нет Статус: закончен От автора. главные герои: Март (умен, нелюдим, пернат); Лель (силен, обаятелен, пушист); Людовик (дражайшее начальство сладкой парочки).
читать дальшеСовенок, флегматично зевая, сидел в кресле и листал старый журнал. День близился к концу, а никаких достойных веков свершений сделано не было, ни одной милой пернатому сердцу гадости, ни одного стоящего доброго дела, один бизнес - пфе. В комнату ввалился Лель радостный настолько, что у Марта зубы ныли. В руках медвеже настораживающе виднелась чековая книжка. Предположительно, Людовика. Предположительно, заполненная подписями от корки до корки. Совенок нервно дернул ухом, сердце екнуло от дурных предчувствий. Или Людовик научил его своей подписи? Март икнул. - Привет! - Попутно взъерошив Совенку волосы, Лель рухнул в кресло напротив, не переставая сиять, как начищенный самовар. - Тебе дали поиграть новую игрушку? Старые прописи ты уже дорисовал?- Март иронично приподня брови, пряча заинтересованный взгляд. - Неат! - Лель хитро улыбнулся. Март приподнял вторую бровь. Пауза и вдумчивая игра в гляделки. У Марта - полная сосредоточенных размышлений. У Леля - почти ехидная и полная сосредоточенного изучения рисунка на потолке. Задача номер один: выяснить, от какого именно счета эта чековая книжка и заморозить его. Поправка - позвонить в банк и уточнить редитный лимит. Еще одна поправка - сотворить добра. Март сверкнул глазами, идея набирала обороты - Мне зарплату выдали! - восклицательные знаки подсчетам не поддавались. - Натурой? - Март на секунду прикрыл глаза и уточнил на всякий случай. - Новеньким блокнотом с красивым названием и ровными строчками? - Совсем дурак! - Лель обиженно насупился. - Это - Лель поднял "блокнотик" повыше в качестве примера, еще и пальцем в него ткнул для верности, знает же, что с альтернативно одаренной совой работает, - чековая книжка. Вписываешь цифорки вот сюда и в банк за денежкой. Там все такие "ах", некоторые в обморок, конечно, и сразу улыбаться, лебезить, вискарем поить и ублажать всячески... - Ооо... -Восхищенно выдал Март, так наглядно процесс работы с безналичными расчетами ему еще не объясняли. Лель гордо задрал нос. - Я знаю, что мы с тобой не всегда хорошо ладили. - Голос Марта был тих и вкрадчив, поза открыта, жесты полны дружелюбия. В общем, живая реклама Дейла Карнеги, а не человек. - И я иногда был к тебе строг и несправедлив. - Творил всякие гадости и пользовался как хотел... - подхватил Лель обиженным тоном. Совенку оставалось только кивать и поддакивать. Перечисление затягивалось, расцветало, наполнялось животрепещущими подробностями и показательными жестами. Март кивал. И поддакивал. Один раз за чаем сходил даже. Кое-что отметил, как несомненно удавшееся и достойное для развития в будущем. Чуть не уснул. - А что хотел-то? - Лель вспомнил о первоначальной теме разговора. - О. Я? - Совенок встрепенулся. - Точно. Давай научу как пользоваться. - Ой ли? - Лель недоверчиво приподнял бровь. Он быстро учился. - Ахха. - Март уверенно кивнул. - В залог начала крепкой дружбы... Лель фыркнул. - Ладно, будем реалистами, взаимовыгодного сотрудничества и партнерства. Чужая чековая книжка и личная совиная фантазия - всегда хорошее начало для крепкой дружбы и партнерства. Ахха. Партнеры церемонно пожали друг другу руки. Им было против кого дружить.
Мне, как и прежде, скучно на свадьбах, смешно на поминках. Мне, как и прежде, хочется съесть сразу все витаминки. Сон со среды на четверг непременно считаю я вещим, Стараюсь не наступать на «зловещую» сеточку трещин... А ты помнишь? Ты вспомни, как методом проб и ошибок В не натопленном жакте разводим тропических рыбок, Как в саду под ветвями сидим, отгоняя москитов, И нешуточно спорим: ива это или ракита... И как в каждой сельской кобыле видим единорога, В самолете садимся поближе к окну – вдруг увидим там Бога. Помнишь наш телескоп? Он ни дня не пылился в подвале. Как средь тысяч огней мы знакомые звезды искали... Вопрошали чужие миры: кто же мы и откуда? Мне не нужно смотреть в телескоп, чтоб увидеть там чудо,
И уносят меня, и уносят меня в цветную звенящую хрень три белых коня, два красных слона, пингвин, бегемот и олень
Кап...
Кап...
Кап... читать дальше Падают с карниза капли, звонко разбиваются о камни, разлетаются брызгами, искрятся в случайном солнечном луче, что ненароком заглянул в эту пещеру. Темные своды, нерукотворное великолепие камня и кристаллов, что создала вода.
Кап...
Кап...
Кап...
Капельки падают в подставленную ладонь - чистая , чуть сладковатая, с голубоватым отливом каких-то минералов - настоящая живая вода. Привыкшие к сумраку глаза ловят мгновение рождения новой капельки. Кап... И еще одна капелька поймана в ладонь.
Он забрел сюда случайно- в жаркий полдень Странник решил передохнуть под сенью леса, а когда нашел подходящую полянку, то заметил полузаросший вход сюда. Откуда шел он, куда, зачем - знал только он сам да дорога, что вела его. Но странник знал одну истину - жизнь состоит из маленьких чудес, таких как капельки воды, пробившиеся из недр земли сюда, на поверхность, принесшие с собой память о пройденном пути - и эта истина вела его сквозь жизнь легко и радостно. Через час странник покинет заросшую пещерки и пойдет дальше, но все равно голубоватые капли будут падать и разбиваться, сверкая миллионами радуг в случайном солнечном лучике...
...развернутая метафора бессубъектного внимания, создающего волшебные миры как ловушку для самого себя. (с)
... Все однажды кончается подло и быстро, как будто Создатель наш взял да и выключил свет. Щелчок выключателя - выстрел, и нас больше нет, а жизнь продолжается, мчится по кругу, несется, как бешеный пес, а мне б только успеть за секунду до взрыва схватить твою руку, коснуться волос, и петь, и молиться до слез - хочешь - прозой, а хочешь - стихами: Отче наш, иже еси, Иншалла, хари Кришна, Ками - да как бы Тебя там ни звали, Ты, главное, пронеси чашу мимо, дай выпить до дна опрокинутый город, увидеть, как исчезают эпохи, мечты, времена... Никто не узнает, когда завершится война. А мне и не надо, мне б только успеть надышаться тобой, твоим солнцем стать хоть на короткие полчаса, целовать твои руки - и прощаться на все голоса... Это будет потом. А пока я глотаю остывший кофе, оставляю всю горечь на дне, соглашаюсь всю жизнь рисовать на салфетках по памяти твой тонкий профиль - только бы не...
Я повзрослел и начал забывать Когда-то жизнерадостную мать, А сгинувшего без вести отца, Без фото мне не вспомнить и лица. Я постарел и начал забывать, Как прятался от Буки под кровать. И как бежал встречать отца босой, А вечер пах домашней колбасой. И был Санёк, а у Санька сестра, В двенадцать лет смешлива и быстра. И был Полкан, и был драчливый гусь. (Того гуся я до сих пор боюсь...) Мой добрый Бог, верни меня назад! Туда, где подзатыльник дать мне рад Двухродный брат, что помер в том году. Да не вернешь... А сам я не дойду.
Когда Владимир Морозко вышел на середину комнаты, все звуки смолкли. Только в коридоре раздавались чьи-то голоса. Все взгляды устремились на молодого человека, отчего тот испытал волнение. - Начинайте, - произнес Николай Викторович. Владимир подавил волнение, откашлялся и начал: В высоком замке ты, моя любимая, К которой, я чувств не таю Томишься под властью дракона, милая. А этого я не потерплю! Речь его наполнилась пафосом, а сам стихотворец принял театральную позу. Когда он закончил читать третий куплет, раздались аплодисменты. - Недурно, Владимир, - сказал Николай Викторович и, обратившись к остальным молодым поэтам, спросил: - Достоин ли ваш собрат по перу, быть напечатанным в нашей стенгазете? - Да, - произнес кто-то. - Ну что ж юноша, поздравляю, вот и начался ваш творческий путь, - произнес руководитель поэтического кружка. - Я стихи еще в школе писать начал, - слегка стесненно произнес молодой человек. - Но сейчас к вам придет первое признание. Несмотря на внешнюю смущенность, Владимир в душе ликовал – у него остался только один конкурент. Задавить его ничего не стоит. Поэтому он хитро ухмыльнулся, когда на сцену вышла худенькая девушка среднего роста и с ярко-оранжевыми волосами и очень робко начала: Мой принц улетел на крылатом любимце В края, где вечная весна Но я продолжаю помнить о счастливце Я люблю его – да! Она даже не успела закончить, как Владимир набросился с критикой: - Опять эта избитая тема – несчастная любовь. Я тут в третий раз, но уже начинаю чувствовать себя психотерапевтом из американских фильмов. Любовь это прекрасно, согласен, и горечь от ее утраты я тоже испытывал, но зачем же затягивать в свой негатив всех? Вы ведь пришли сюда не ради стихов, а ради того, чтоб вас пожалели. Раздалось несколько возмущенных голосов, а кто-то даже захлопал, поддерживая девушку. Но та все равно ушла со сцены, опустив голову. - Владимир, вы не правы. Но все-таки я тоже присоединюсь к критике, так как стихи не очень хорошо написаны. Нет рифмы, правильного построения стиха. Многие поэты, которые приходят в наш кружок считают себя талантами. Но! Хочу заметить, что они ошибочно путают свои способности, которые надо развить, с подлинным талантом, который в наше время практически не попадается. Итак, те, кто будут опубликованы, просьба записать мой электронный адрес и переслать туда ваши фотографии. Когда молодой дебютант шел домой, его настроение, подогретое успехом, теперь так же подогревалось прохладным пивом – стояла жаркая осень. Рядом шагала его девушка. Выглядело это даже немного забавно – низенький, пухлый, щедро украшенный прыщами Владимир в огромных толстых очках и высокая, но худая блондинка Аня. Поэт любовался своей музой, а та, в свою очередь смотрела в небо, где летели на юг перелетные птицы и о чем-то думала. Парень время от времени читал свои стихи, отдаленно схожие с творчеством небезызвестного Незнайки, вызывая тем самым на устах у девушки улыбку Джоконды. Увы, но «на чай» она так и не зашла, поэтому остаток вечера поэту пришлось провести, распивая чай по-настоящему и в одиночку. Время от времени он выходил курить на балкон и глядел на облака, которые отчего-то напомнили ему его же стих. «Если драконы были такие большие, то проще было бы по ним стрелять из катапульты, но тогда исчезнет любая романтика, - подумал Владимир. – Нет, все-таки хорошо быть романтиком в обычном мире в обычное время – достаточно просто писать стихи и никакого риска». Дракон мчался над облаками, которые выглядели сверху, как причудливая страна фей. Казалось, что по ним можно ходить пешком. Однако стояло к ним приблизиться, и они превращались в обычный густой туман, сырой и неуютный. Дракону не грозила простуда – его грело внутреннее пламя, но ощущение сказки терялось, а сейчас, на закате облака выглядели особенно красиво. Вдруг в голове дракона прозвучало некое шестое чувство. «Рыцарь, - говорил внутренний голос, - рядом рыцарь-трубадур». Дракон посмеялся над инстинктом своих прародителей – нынешние поэты и рыцари были домашними мальчиками по сравнению с теми героями, которые активно уничтожали его предков. Но, тем не менее, они были необходимы - ведь только в схватке с рыцарем дракон взрослеет и приобретает жизненную энергию. Именно для этого, в первую очередь, похищались принцессы. Для удовлетворения страсти их использовали в ожидание битвы и, если дракон побеждал, вслед ней, ведь только после настоящей схватки он мог продолжить свое потомство. Дракон, однако, был еще слишком молод, чтоб думать о потомстве, а вот схватка была ему необходима. Он начал описывать круг над предполагаемым местом нахождения героя и тут почувствовал еще одно чувство. Чувство опасности, присутствия рядом неведомого и опасного монстра. Однако дракон вновь рассмеялся, испытав непонятное ощущение. «Мы живем в обычном мире, а не в сказочном. Какие тут могут быть чудовища, кроме меня? Разве что в фильмах». Взмахнув крыльями, он полетел вслед за солнцем. Ранним утром Владимир Морозко шел в институт, вновь переживая то чувство неподдельной гордости. По дороге он остановился, чтоб послушать уличного музыканта, играющего что-то из старого русского рока. Песня показалась ему знакомой и он, порывшись в кармане, достал монету в десять рублей. «Как истинный романтик, я не могу пройти мимо этого бедняги, - подумал он, однако скупость взяла свое, - а как бедный студент могу». Десятка отправилась назад, а Владимир пошел дальше. Как будущий учитель он не особо жаловал неформалов, хотя противником рока не был и сам любил послушать его на досуге. - Привет, - раздался голос Ани. Несмотря на прохладное утро, она была одета в мини-юбку и блузу, что вызвало у поэта приступ либидо, которое он с трудом смог подавить. - Привет, - произнес он. – Ну как спалось в одиночестве? Эротические сны не снились? - Нет, как ни странно. - А что тебе снилось. - Ты в сверкающих доспехах, сражаешься с драконом, огромным и красивым. Он выдыхает пламя, но ты не отступаешь… А я в плену… Он хватает тебя лапами, но ты их с легкостью разжимаешь, а потом вонзаешь меч в самое сердце… - Не выдумываешь? - Нет. Только сон странный был. Слишком реалистичный и какой-то тяжелый. - Не переживай, сейчас поцелую и все пройдет, - Владимир тут же заключил свою возлюбленную в объятьях и покрывая ее лицо поцелуями, словно оно было почтовой маркой. Анне пришлось при этом сильно наклониться. Когда дракон увидал «рыцаря», то чуть не сгорел изнутри от смеха. «Не удивлюсь, если он еще при этом паладин восьмидесятого уровня в какой-нибудь компьютерной игре - подумал он, - надо будет спросить у него до поединка, увлекается ли он чем-нибудь подобным». А вот «принцессу» дракону было жаль, он ее знал и считал неплохой девчонкой. «Надо будет обойтись как-нибудь без нее. Просто задеть самолюбие этого «романтика» и спровоцировать его», - решил он. После традиционного утреннего ритуала, Владимир и Анна направились к входу в Педагогический институт, где учились вместе уже месяц. Высокое здание, больше напоминавшее завод, стало для них альма-матер. Девушка училась на учителя истории, а Владимир на преподавателя краеведения. Так как они были первокурсник, то большинство пар шло у них вместе. Владимир семенил по бетонным ступенькам и светился от гордости, вспоминая весь свой короткий период начавшийся учебы. Вот он, парень из деревни, только что окончивший школу с попыткой получить серебряную медаль поступает в педагогический институт. Первого сентября знакомиться со своей группой и историками – хорошие замечательные ребята, хотя и без шуточек не обошлось – назвали пару раз колорадским жуком из-за шапки. Отношения сложились хорошие со всеми однокурсниками, а Морозко старался быть, как можно больше коммуникабельным – ведь это высшее учебное заведение, где лидерства добиваются языком, а не кулаками, как в деревенской школе. После этого Владимир начал пытаться изо всех усилий стать душой компании – пошел в поэтический клуб, стал заниматься общественной работой везде, где это только было можно, и пихал свое творчество по поводу и без. Уже через две недели Владимира Морозко знал почти весь первый курс. Увы, не обошлось и без недоброжелателей. Их было несколько, и один из них стоял, как раз напротив входа. - Здорово, голубь! Парень, чьи волосы были окрашены в аквамариновый цвет, обернулся. - Вроде бы говорил тебе – постригись, позоришь ведь не себя – позоришь же весь университет. В этом и заключалась главная обязанность Владимира, как человека – указывать всем на мелочные недостатки. Было ли это предопределено кармой, гены ли сложились в комбинацию или воспитание – неизвестно. Во всяком случае, его мелкие придирки помогали чувствовать себя великим сатириком. У расписания стенгазеты еще не было. Зато стоял Алексей – самый странный парень во всем факультете. - Где у нас сейчас пара? – спросил его Морозко. Тот в ответ открыл рот и забормотал что-то невнятное. - Ясненько, - пробурчал Владимир и пошел прочь. В аудитории он, как примерный студент достал все, что у него требовалось для лекции, и принялся подшучивать над девчонками. Однако позитивное настроение было испорчено, когда над ним навис еще один «неформал». - Здорово, - произнес он. Морозко, со свойственной ему хамской «вежливостью», промолчал. - Ты что, руку в туалете обмочил, - произнес парень и удалился. Поэт был просто готов взорваться изнутри. «Неформалы – беда для общества, жалкие паяцы»,– подумал он и принялся строчить очередной стишок. Увидев стенгазету, дракон еще раз с тоской подумал, какие же унылые и бездуховные стали поэты. Это хоть, как-то утешало его, когда он смотрел на свою внешность в истинном облике. Тщедушным карликом казался он по сравнению с величественными крылатыми ящерами давно минувших дней. Дракон извлек ручку и, оглянувшись – нет ли кого-нибудь поблизости, подошел к висевшему на стене листку, что бы написать какое-нибудь обидное стихотворение в ответ на произведение «рыцаря-трубадура». Этот план у него зародился сразу, когда этот несчастный поэт трубил о своем триумфе, да еще заявил, что стихотворение о драконе. Необходимый для каждого молодого ящера бой превратился в дуэль отстаивание чести своей расы. Но каковым же было его удивление, когда он увидел, что кто-то уже написал стих до него. Владимир шел к стенгазете подобно цеппелину, парящему над городом. Сейчас наступит его первая минута славы. Какого же было его удивление, когда он узрел, что перед стенгазетой стоит человек пять студентом и смеются. - В чем дело? – удивился он. - Посмотри сюда, тут тебя раскритиковали, - ответил кто-то. Под его стихами красовалась надпись черной гелевой ручкой. Я отчетливо слышу эхо шагов Под сводом пещеры оно гремит И по запаху помню всех своих я врагов И шестое чувство в душе звенит. Далее приводилось подробное описание в стихах того, что драконы делают с жадными до злата рыцарями. Владимир, смотрящий на все сквозь призму своего тщеславия, подумал, что он опозорен навеки. На самом же деле всем было попросту наплевать. Как всем было наплевать и на какой-то поэтический кружок, где пара десятков людей отчаянно пытаются потешить чувство собственной важности, не понимая, что эти стихи никто не услышит, кроме них самих. Если учесть то, что Морозко получил замечание от учителя на прошлой паре, то его ярость можно было сравнить с яростью берсеркера. - Я этого Индюкова убью, - заорал он, влетая с тобой. - Володь, что с тобой? – удивились девушки. - Вы видели, что этот несчастный урод сотворил с моей стенгазетой. Он испоганил ее своими неказистыми убожествами, – Владимир был красный, как помидор,- а еще надерзил мне. - Да успокойся ты, - произнесла Света, тихая девушка, обычно всегда сидевшая в стороне, - Просто он вспыльчивый - К тому же почему у тебя такая уверенность, что это он? – добавила Настя, ее подруга. - Ну, надерзил он мне в лицо, когда я совершенно спокойно сидел, а вот насчет того, то испорченная стенгазета это его рук дело я уверен процентов на семьдесят. Во-первых, только он пользуется черными гелиевыми ручками, во-вторых, он трижды выходил во время пары, в третьих… - Постой, постой, а как зовут мальчика, который с вами учится. Того самого, с голубыми волосами. - Голубка этого? Дмитрий вроде. - У него тоже черная ручка,- сказала Света,- он со мной сегодня сидел. - А Васильева сегодня вообще на пару не пустили. Он целый час сидел в коридоре. И он тоже болтал, что ты ему не особо нравишься. Ему только не говори. - Так, у нас прямо детектив получается. Кого еще подозревать? - Блин, Володь, да что ты говоришь? Просто пошутил кто-то и все. - Я это просто так не оставлю. - Может это Палыгин сделал? Сильно ты его на паре достал, - произнесла Настя и рассмеялась. - А может быть и он. Как выставит свой лысый череп напоказ и начнет про своих обезьян рассказывать. Нравятся они ему что ли? Такая страсть прямо… - Да нормальный он препод. Просто ты себя ведешь так, вот он и обозлился. - И все не нравится мне этот повелитель австралопитеков. Рядом прошел Палыгин и бросил косой взгляд на студента. Услышал ли он или нет, Морозко так и не понял. Он был полностью погружен в свои мысли и мозг, настроенный на гуманитарный склад мышления начал потихоньку пытаться анализировать ситуацию. Итак, основных подозреваемых трое – Васильев, Индюков и фрик с аквамариновыми волосами. Первый всю вторую пару, во время которой вывесили стенгазету, провел в коридоре, два других выходил туда. У всех имеются гелиевые ручки (хотя непосредственно у Васильева он ее не видел). Морозко начал перебирать мотивы. Васильев ходил в поэтический кружок, являлся близким другом той рыжей девчонки, чьи стихи он подверг резкой критике. Конфликты случались и раньше, но в основном совсем мелкие, незаметные, но ведь из таких обычно возникают более серьезные проблемы. Он был тихим и неприметным, даже немного странным человеком, поэтому Владимир поставил его под номером три в своем списке потенциальных подозреваемых. Вторым в нем шел Дима, парень с аквамариновыми волосами. Стычки с ним начались уже в первый день.
И уносят меня, и уносят меня в цветную звенящую хрень три белых коня, два красных слона, пингвин, бегемот и олень
Автор: Я Название: Сказка о ветре Размер: мини Статус: закончен
Однажды вечером, когда на улицах разгорятся фонари, а на небе вспыхнет первая звезда, ты откроешь окно... читать дальше И тебя позовет он-ветер странствий. Дохнет на тебя ароматами корицы и кофе, влажностью тропиков и свежестью горных ледников. Прозвенит лесным ручьем и синими колокольчиками залитого солнцем луга. И ты шагнешь прямо в открытое окно навстречу миру. И вы полетите-ты и ветер-над городами и дорогами, по которым тебе всегда хотелось проехаться, и над лесами, древние дубы которых хранят сказки, что в детстве тебе читала бабушка. Вы с ветром полетите на морем, где в лунном свете кружатся в хороводе русалки, а по лунной дорожке спускаются на землю звезды. Вы подниметесь в невообразимую высь, и там, за границей из облаков соберутся все земные ветра. Теплые Южные, ледяные Северные, пряные Восточные и дикие Западные, они закружат тебя в диком танце, а когда ты очнешься, то будешь уже другой. Танцуй, кружись, смейся и вой! Сегодня ветра приняли новую сестру! Сегодня появился новый ветер-ветер Свободы и Странствий! Ты!
Акэми, ты едва ли, Поверишь в мой успех, Но я подобен стали, Пронзающей доспех. Ты снова убежала, Наивное дитя! Но я подобен жалу Под кожей у тебя... Мой поцелуй, Акэми – Клеймо! Ты уж, прости, И я, подобно тени, Опять тебя настиг...
читать дальшеКонцерт был на редкость провальный. В одну группу даже кто-то запустил яйцом и это, по сути, было самым запоминающимся происшествием. Уже к середине концерта большинство неформалов стали делиться на небольшие компании и расходиться. Иголка, таким смешным прозвищем обладал молодой человек Аси, впрочем, покинул зал еще раньше. Несколько раз его знакомые звали пойти с ними, но парень отказывался, так как он обещал своей девушке месяц назад, что вообще не будет много пить. К тому же он хотел зайти в цветочный магазин, который работа круглосуточно и, купив там букет хризантем, устроить Асе сюрприз. Когда он отошел от ДК его нагнали Кабан и Горб с тремя бутылками пива. - Игла, ты куда? - К Асе, а что? Бухать не буду. - Черт, Иголка, что с тобой? Ты случайно не клон нашего друга, - Кабан расхохотался. - Не, пацаны, с алкоголем пора завязывать. А то можно, как Луч, с четвертого этажа прыгнуть. - Да Луч дебил просто. Он и трезвым бы выпал. Пошли, хоть пройдешься с нами. Иголка отказался и «откупился» от знакомых двумя сигаретами. Вскоре он уже шагал с букетом цветов в сторону дома Аси. Как обычно, он решил срезать путь через переулок. Вопреки расхожему мнению, это место было всегда пустынным и более безопасным, чем освещенные улицы, где, несмотря на прохожих, всегда есть шанс наткнуться на стайку хулиганов или кавказцев. Иголка приметил это давно и совершенно спокойно по грязной, покрытой ямами дороге. Сидевший на лавочке, бомж тоже не вызвал у него подозрений. Почти все дом в переулке представляли из себя полуразвалившиеся хибары полувековой давности, куда часто наведывались те, у кого не было крова над головой. - Пацан, есть курить, - послышался сиплый голос. Иголка хлопнул себя по карману, нащупав пачку сигарет. - Будь другом, дай парочку. Парень послушно извлек сигареты и протянул бомжу. Нищих он жалел и всегда помогал им. Но бродяга вдруг вскочил, схватил подростка за руку и зажал рот. В нос Иголке ударил омерзительный запах. За одну секунду бомж перехватил худенького подростка за пояс и швырнул в высокие заросли прошлогодней травы участка какого-то заброшенного дома. Раздалось хлюпанье слякоти и холодной грязной талой воды. Но едва подросток успел почувствовать это, как перед его глазами мелькнул старый ржавый кухонный нож. В следующую секунду Фалиэн точным движением перерезал горло Иголки, а затем погрузил лезвие в широко раскрывшийся зеленый глаз. Сидевший в квартале от места убийства Павел вздрогнул. Картину жестокой расправы он увидел в своем сознание с невероятной точностью. Ему даже врезались в память такие мелкие детали, как значок Иголки на шапке, который отлетел при его падение, или раскрывшийся в наивном, почти детском удивлении, рот. В реальность Павла вернул глухой удар рядом. Ася вдруг потеряла сознание и упала с дивана. Подросток бросился к ней - девушка лежала без движения. Она не среагировала ни на удары по щекам, ни на стакан воды. Лишь когда Павел поднес к ее лицу вату, обильно смоченную спиртом, девушка открыла глаза. - Костя, - слабо произнесла она, - где Костя. Она звала своего парня по имени, хотя кроме нее никто так больше Иголку не называл. Даже родители пользовались прозвищем. - Все хорошо, Асенька, все хорошо, - отчаянно Павел девушку, но та стала метаться, словно в бреду. Подросток выхватил сотовый и набрал дрожащими руками номер скорой.
Асю положили в закрытое отделение какого-то неврологического центра. Врачи, обследовавшие ее, поставили сотни разных диагнозов, включая рак головного мозга, но ни один из них подтвердился. Мать девочки за несколько дней постарела на добрый десяток лет. Впрочем, заточение Аси даже шло ей на пользу, так как она так и не поняла, что произошло с ее возлюбленным. Тело Константина нашли на следующий день. Бабка, живущая в соседнем доме, успела заметить, как возился на заброшенном участке странный мужчина. Вечером она туда пойти и проверить побоялась и, наоборот, заперла, как можно крепче все окна и двери. Но на следующее утро она, вооружившись топором, пошла проверить соседский участок – бомжей она гоняла оттуда не впервые. Но вот на этот раз бедная старушка чудом избежала инфаркта, когда ее взору предстал распятый вниз головой неформал, с выколотыми глазами, перерезанным горлом, вспоротыми венами и гниющим бычьим сердцем в зубах. Милиция старалась всеми способами замять слухи о ритуале, но обнаружившая иголку бабушка, после дачи показаний мгновенно отчиталась еще и всему «сарафанному радио». По городу поползли слухи. Многие говорили о сатанистах, о некоей кровавой секте, кто-то, наоборот, о том, что орудует маньяк-одиночка. Убийство связали с таинственным ритуалом на стройке в одном из районов города (Павел жалел, что выбрал это место) и таинственной смертью Виктора. По городу стали развешиваться фотороботы преступников. Павел, глянув на них, успокоился. Предполагаемый убийца Иголки абсолютно не был похож на Виталика-Фалиэна. Второй же фоторобот показался Павлу знакомым. женщина средних лет, может быть чуть старше. «Я где-то видел ее. Или кого-то кто похож на нее чем-то. Но где…» подросток стал перебирать в памяти всех своих знакомых «бальзаковского возраста», однако память Павла была, увы, не зрительная. Сфотографировав оба изображения на телефон, он пошел прочь. После убийства Иголки, Павел стал меньше общаться с Фалиэном. На то имелась причина – после убийства дух скрылся за городом и выходил на связь с подростком посредством мобильного телефона, который Павел купил у цыган за несколько сотен. Встречу обговаривали заранее и проводили их за городом раз в три-четыре дня. Во время каждой встречи Фалиэн давал четкие указания насчет следующего ритуала. - Вызвать бледные остатки человеческого разума или войти в контакт с какой-нибудь заблудившийся душой. может каждый – ведь нашел же ты меня подобным методом. А вот выдернуть душу из преисподней, чтобы пообщаться с ней напрямую может далеко не каждый. И ритуал этот будет невероятно сложным. - А у нас получится? - У тебя да, Павел. Твоя сила безгранична. Хотя я бы все-таки поискал какое-нибудь место, где есть мощная энергетика. - Кладбище подойдет? - Разве только то, где он похоронен. Неплохо бы было, чтоб соседние могилы были старыми, так они нам не будут мешать. -Я постараюсь это выяснить. Помимо подходящего места были нужны животные для жертвы, определенный напиток, по составу походивший на тот, что выпил Виталик перед тем, как принять в себя Фалиэна, оскверненная святая вода. Вообще ритуал очень напоминал предыдущий. Павла это насторожило. - Ничего удивительного нет, - объяснил Фалиэн, - если в прошлый раз ты вызывал мою душу с целью обмен, то сейчас просто вызываешь душу моего приятеля. - А напиток? - Он поможет твоему сознанию. «Кастанеда из преисподней прям какой-то» - Ищи ингредиенты. Не все время твой друг здесь будет. Уже дней двадцать прошло. - Фалиэн, а можно вопрос? - Мы что в школе? Спрашивай просто так. - Ты был обычным смертным? Ответа не последовало. - Ты кто на самом деле? - Я не был смертным, - глухо ответил дух, сидящий в гниющем теле. Какое-то время они сидели молча. Павел курил и смотрел на грязные, сбитые в колтуны и с двумя проплешинами волосы бомжа, который стал сосудом для странного существа. А заодно домом для какой-то мелкой твари, которая, несмотря на холода, завелась в его волосах. От отвращения подростка не передернуло, но он решил, что первым делом, как придет домой примет душ. В те дни, когда Павел не встречался с Фалиэном, он был занят поиском ингредиентов и необходимыми для ритуала предметов. Это полностью увлекло подростка, и он временем заметил, что все остальное отходит на задний план. Он перестал ссориться с сестрой и просто отмахивался от нее, школу посещал исключительно для галочки и старался походить там на тень – тихо сидел на уроках и почти не общался с одноклассниками. Хотя среди сверстников у него всегда было мало даже хороших знакомых, а своим единственным другом он считал Виктора. Теперь же после его смерти, он впервые ощутил себя даже не одиноким, а каким-то раком-отшельником, который и в самом людном месте отделен от этого мира своей раковиной. На выходных Павел пошел в церковь. Под ногами модных утепленных ботинок подростка хлюпал тающий мартовский снег подростка, смешанный с грязью. Несмотря на то, что природа пробуждалась – набухали почки, кружились в солнечном небе меж рваных облаков птицы – настроение у подростка было подавленным. «Наверное, так и приходит депрессия», - подумал Павел. Мрачное настроение в церкви лишь усилилось – стоял Великий пост и службы походили на погребальные церемонии. Подросток поспешил купить свечей, набрать святой воды и покинул после этого храм, как можно скорее. Но во дворе церкви он услышал голос: - Пашенька! Рядом с выходом стояла согбенная старушка. - Не узнал что ли? Катерина Павловна я. Ты еще к моей внучке, Асеньке, приходил. Это ты ведь скорую помощь вызвал, когда той плохо стало. - Да. - Ой, спасибо, тебе. А то бы и умереть могла. Бедная девочка. За что ей господь такое наказание послал. Припадок, а вот теперь еще и безумие. -Как безумие? - Ну не знаю точно. Медики полчаса терминами заумными сыпали, да успокоить пытались. А толку. Нет, сразу в лоб сказать – инвалид теперь она на всю жизнь. - Неужели совсем надежды нет. Дорогая операция? Не может быть, чтоб потрясение оказалось таким сильным. - Да тут не в потрясение дело. Когда Асеньке стало плохо, бедный мальчик был еще жив. Врачи сказали, что у нее неизвестные повреждения в коре головного мозга. А то, что Костик убили она так и не знает, хотя и говорит: «Костя в беде, ему помочь надо». - Я могу повидать Асю? - Думаю не скоро. Но равно спасибо, родной ты наш. Все-таки здорово, что у моей внучки такие замечательные друзья.
Отец Павла не пил. Абсолютно. Бросил после того, как пьяный сел за руль и чуть не сбил человека. Тем не мене ему, как человеку солидному всегда дарили коньяк или виски. в результате у него накопилась целая коллекция фигурных бутылок из толстого стела, заполненных янтарной или прозрачной. как слеза жидкостью. Окинув это собрание взглядом, Павел решил, что если он возьмет какую-нибудь неприметную «чекушку», то этого никто не заметит. Первый раз он обращался к алкоголю, что бы забыть о своих проблемах. Раньше он обычно погружался с головой в мир какой-нибудь книги или компьютерной игры. Сейчас же ему не хотелось ничего. В голове Павла вертелась мысль, что болезнь Аси не обычное совпадение с убийством Иголки и не результат мистической связи двух возлюбленных, а наказание, посланное ему. Как он не старался прогнать ее, она продолжала пульсировать в ее сознание. Только крепкий коньяк заставил его немного забыть о проблемах. Павел выпил почти целую бутылку и упал в забытье на кровать. Родителей и сестры дома не было, но Павел не сомневался, что мог бы напиться, будь дома и они. Прежний мир таял, как дым сигареты под потолком.
Животных, помня мороку с кроликами, он покупал в последнюю очередь. Это было четыре цыпленка – два белых и два черных. Павел спрятал их в котельной, оставив немного воды и зерен. Когда все было готово, он отпросился у матери на один день «сходить к приятелю». - Ну не знаю, Пашенька. У тебя только пошли дела вверх в учебе. Надо бы не сбавлять темпа. К тому же впереди контрольная. Не дай Бог, что-либо пропустишь. - Одну ночь, мама. - Да не к другу он, а к подруге, небось, идет, я прав? – усмехнулся отец и подмигнул сыну. Павел кивнул. - только не забудь про разноцветные коробочки с резиночками. До поселка, где скрывался Фалиэн, подросток добрался часам к пяти, когда Солнце уже начинало садиться. Проселочные дороги представляли собой грязный селевой поток. Ботинки и штаны Павла уже через несколько минут были абсолютно грязными. Вдобавок подростку было очень нелегко тащить набитый необходимыми для ритуала предметами рюкзак и клетку с цыплятами. К счастью, уже через сотню метров вдали показался знакомый силуэт. - Здравствуй, Павел. Хорошо, что мы встретились именно здесь. Я потолковал с местными жителями. Оказывается тот путь до кладбища, где лежит Виктор можно сократить. Правда через лес. - Не опасно ли? - А чего бояться маньяку, которого разыскивает весь город, демону, который сидит в его теле, и могучему магу. Павел усмехнулся и отметил, что Фалиэн опять проявил что-то человеческое. Хотя и сатане присуще чувство юмора, если обратиться к художественной литературе. До кладбища они дошли и впрямь очень быстро. Но землю к тому времени укутал покров ночи. Лишь два луча от карманных фонариков освещали дорогу. Вскоре показалась могила Виктора. Памятник анна ней еще не установили, если не считать деревянного креста с табличкой, к которому был прислонен скромный венок. Павел принялся чертить знаки на земле сучковатой палкой, Фалиэн расставлял жертвенных животных, рассыпал порошки. Вскоре место стало напоминать языческое капище. Могила Виктора представляла в этом дьявольском кругу радиус, идущий от центра, где стояли Павел и Фалиэн. - Скоро полночь, - произнес дух и разом влил в себя содержимое фляги. Подросток так же осушил залпом напиток, который он готовил в течение недели. Наступила тишина. Павел выхватил нож и устремился к клеткам. Цыплята жалобно запищали, словно предчувствовали свою гибель. Жертвенная кровь полилась по земле. Подросток ощутил тот странный транс, в который он впал, призывая Фалиэна. Как зачарованный он начал кружиться в сатанинском танце, шепча формулы заклинания. Он уже не чувствовал ни холод ни противной талой воды в ботинках. Ему даже показалось, что небо стало светлеть и приобрело красноватый оттенок. Вдруг Фалиэн схватил его за руки. Их лица находились на расстояние нескольких сантиметров. Павел уже не замечал истинное уродливое лицо Виталика. Два глаза, два черных выколотых глаза, подобные бездонным провалам полностью овладели подростком. Ему мерещилось, что еще шаг, и он в них упадет. - Повторяй за мной, - глухо произнес Фалиэн и его слова эхом отдавались внутри черепа Павла, - я, раб Божий, отдаю свою душу… - Я, раб божий, - подросток повторял каждое слово, чувствуя, что летит во тьму.
Когда он очнулся, то почувствовал боль и слабость во всем теле. Сил не было даже поднять руку, не говоря уже о том, что бы встать. Павел лежал на спине и смотрел в ночное небо. Вдруг он услышал рядом голос. Женский и очень знакомый. - У нас получилось. -Да, - ответил ей голос подростка, то же очень знакомый. - Теперь он лежит на могиле своего пафосного и самоуверенного дружка. Жаль, что мне не надо его убивать. - Что ты говоришь? После убийства Виктора тебе вообще стоило залечь на дно. «Убийца и ее сообщник. Что случилось? Где Фалиэн?» - Подростка должен был убить я, - продолжал второй голос, - кто ж знал, что он окажется таким шустрым. - Не важно… Милый, ты хоть понимаешь, что ты сделал. Ты выбрался из ада, ради меня. Жаль, что об этой истории никогда не снимут ни один фильм. Любовь сильнее смерти. - Всю свою прошлую жизнь я прожил впустую. Пил, стараясь оправдать это несчастиями в своей жизни. Но, знаешь, за то время, что я провел там, я много чего понял, как и моя дочь. Мы ее тоже вытащим оттуда. - Нет, нам уже не придется выполнять этот кошмарный ритуал. первый мой ребенок, а я смогу родить, вопреки возрасту и прогнозам врачей и будет нашей дочерью. Мне снился сон сегодня. Для ритуала нам бы понадобились человеческие жертвы, ведь теперь у нас больше нет Павла. Силен был, демон. Но гордыня плохое свойство даже для таких могучих созданий, как он. Подросток смог, наконец, приподнять свою голову. Он обомлел. В пяти шагах от него возвышались две фигуры, хорошо освещенные луной. Одна из них повернула голову, и подросток узнал свою учительницу по математике Наталью Юрьевну. А рядом с ней стоял он, Павел. Подросток смотрел на себя со стороны. - Ты смотри, очнулся. - Не бойся. Он похож на ядовитую гадину, которой удалили зубы и сломали хребет, - Наталья Юрьевна усмехнулась, а потом схватила Павла и слилась с ним в страстном поцелуе. «Так вот почему Фалиэн так хорошо знал морзянку. Теперь ясна и причина его человечности, а так же почему так радовалась Наталья Юрьевна…» Осознание всего происходящего пришло несколько секунд спустя и повергло настоящего Павла в ужас. Однако, он был словно парализован и, когда все-таки попытался встать, то получил удар ногой по лицу.
Фалиэн, по-видимому, когда был еще в теле бомжа Виталика выпил либо отраву, либо медленнодействующий яд, так как Павел, очнувшись во второй раз, едва мог ходить. Вдобавок каждая болезнь или гниющая рана, приобретенные еще первым владельцем тела, причиняли поистине адскую боль бывшему подростку. Мозг, начавший гнить от сифилиса, разрушенный постоянным употреблением алкоголя отказывался решать даже самые простые задачи. Несколько раз по пути Павла-Виталика выворачивало наизнанку, но даже это не приносило облегчения. Странный зуд по всей коже давно бы вынудил нового хозяина тела скинуть все одежды, если бы не весенний холод. В городе от него шарахались люди, стараясь обогнуть его за метр. Когда он падал от усталости и боли, то никто не приходил на помощь. В своем прежнем теле Павел спокойно пересекал город за несколько часов. Тут ему, чтоб дойти от кладбища до дома не хватило и дня. Переночевал он в какой-то полуразвалившийся котельной, которой брезговали даже бомжи. Улегся возле трубы в грязной луже на бетонном полу. Брезгливость ушла куда-то с прежним телом. Павел в теле Виталика представлял из себя скорее равную смесь обоих личностей, чем подростка в теле бомжа. В карманах куртки и свитеров он нашел немного мелочи и несколько смятых бумажек. Этого хватило на холодный печеный пирожок и хот-дог. Продавец-кавказец смерил бомжа неодобрительным взглядом: «Проваливай-ка отсюда…» Впрочем, Павлу-Виталику было все равно. Путь, который держал бомж, в чьем теле сидела душа подростка, лежал к противоположной окраине города, к новостройкам. Он не мог объяснить, зачем ему туда нужно. Все равно ему бы не поверил в этом мире ни один человек. Совсем рядом с домом тело Павла-Виталика пронзила сильная боль. Он упал на колени, выронив деньги, которые он пытался пересчитать. В карманах нашлось три смятые пятидесятирублевые купюры и сейчас эти бумажки были рассыпаны по земле. Одну из них подхватил ветер. Павел-Виталик поднял голову и увидел Нюту, подружку Никки. - Девочка, будь умницей, подай бумажку. Но та схватила и побежала прочь. - Догони-догони, - закричала она, - догони бухарик старый. - Нюта, не надо, - жалобно произнес Павел-Виталик. - Откуда ты знаешь мое имя, - удивилась девочка. - Пойми, я не бомж. - Все ясно, ты педофил. И-и-и! Не подходи, а то позову папу, и он убьет тебя. А пятьдесят рублей это за моральный ущерб. Девочка развернулась и побежала прочь. Бомж попробовал подняться, но не удержался и упал, а из-под одежды на яркое весеннее солнце поползли толстые белые черви. Но Павлу-Виталику на них было уже наплевать. Он внезапно понял, что он если и был когда-то подростком из обеспеченной семьи, то это не больше чем воспоминания, а в худшем фантазии, которые породил его больной мозг. Мало ли к чему могут привести постоянные пьянки на кладбище в одиночку. Хотя, может, в галлюцинациях и бредовых снах есть доля истины. Ради настоящей любви можно выбраться и из ада. Но если его нет, то стоит ли оттуда выбираться. Нюта бежала куда-то в конце улицы. Внутри заиграла извращенная страсть – а не поиграть ли с этой куколкой напоследок. Но эти мысли были тут же отброшены. Бомж, который так и не мог решить, кто он на самом деле, завертел головой в поисках быстрой смерти. Терпеть адские муки он, точнее изнеженный Павел не мог. «Бродяга покончил с собой. Что это – несчастная любовь или долг?» Представив подобный заголовок, Павел-Виталик рассмеялся. Хотя он знал, что некрологом послужит лишь крохотная заметка о несчастном случае. «Крыша слишком банально. И страшно», - подумал подросток в теле бомжа. Павел-Виталик переместил взгляд на стройку какого-то будущего магазина. Оголенные провода торчали из земли, вопреки всей технике безопасности. Рабочих не было, а хлипкий забор проблемой не казался. Виталик с надеждой пошел к стройплощадке. Через пять минут запах горелого тела поднялся над стройплощадкой.
Когда Великая Тьма баюкала свой Мир в ладонях, Она уже понимала что когда-нибудь покинет свое создание. Когда-нибудь новая Мысль позовет Ее. Но у ее первого чада должны остаться хранители и воспитатели, следящие за взрослеющим Аэлиттэ, заботящиеся о нем. Великая Мать подарила Жизнь и Разум тем, кто всегда сопровождал и будет сопровождать ее мир-Солнцу и Луне. Светила обрели Сознание и Личину. Так появились Солнечный Дракон Солярис и Лунная Змея Маэтэ - хранители и воспитатели новорожденного Мира, первые возлюбленные, чья Любовь была столь велика, что оросила землю и проросла в сердцах всех существ на Аэлиттэ. Дракон и Змея, Луна и Солнце, Ночь и День - они не могли встретиться, но их чуство было настолько прекрасно, что Великая Тьма подарила им встречу. И теперь каждую сотню лет Луна и Солнце встречаются на небесах и если в день затмения внимательно приглядеться, то можно увидеть, как сплетаются в танце страсти Солярис и Маэтэ. Говорят, тому, кто увидит танец Змеи и Дракона, будет подарена Великая Любовь - та, ради которой достают звезды с небес и кладут свое сердце к ногам любимой.
Название: "Розы Ледяного Принца" Автор: К. Верлен Жанр: фэнтази Размер: мини Статус: закончен Аннотация: Мой Создатель, мой маленький белый цветок, зачем ты меня такой создал? Зачем? От автора: Родилось во время одной из сессий AD&D. Прошу отпинать за ошибки и тыкнуть носом в недочеты. Приятного прочтения.
читать дальшеСерый и белый - вот цвета моего мира. И в нем всегда холодно. Всегда. Жар был только когда Он меня создал, я стала чем-то живым из этого жара. Я не успела Его увидеть, но запомнила ту боль, которой Он был заполнен. Его увели те, Другие. Те, кто Его ненавидел. И даже когда Его не было рядом, я чувствовала Его боль.
***
- Где ты его нашла? - громко хлопнув дверью, молодой мужчина в темно-синем костюме буквально влетел в кабинет. - Во внутреннем дворике. Сидел там и плакал, - женщина с каштановыми волосами скривилась от воспоминаний. - Хорошо хоть сопротивляться не стал, уродец, сам пошел. Не волнуйся, Аскольд, я его закрыла. Теперь не выберется. Мужчина с облегчением выдохнул, подошел к небольшому столику рядом с камином и налил себе вина в высокий серебряный бокал, отпил немного и сел в стоящее рядом кресло. Женщина последовала его примеру. Некоторое время они сидели в тишине, слушая потрескивание горящего дерева и вой зимнего ветра за окном. - Ты видела, что во внутреннем дворике теперь? - он с усталостью откинулся в кресле и прядь длинных черных волос упала ему на лицо, но он словно ее не заметил. Женщина недоуменно посмотрела на него. - Там розы, Цинтия. Там теперь растут чертовы розы.
***
Над моей головой серое тяжелое небо, с которого изредка срывается что-то холодное и белое, покрывающее все вокруг. А за этой серостью прячется то раскаленно-яркое, дающее свет. То, что ночью иногда появляется в черных провалах окружающего меня безразличного камня. В этом камне Они прячут моего Создателя. Мой мир — это серое небо и серый камень. Но иногда сюда приходят Они. Чаще всего приходит Девушка с удивительно красивым голосом и темными холодными глазами. Она хмурится, глядя на меня, и начинает петь. Слова красивы, даже красивее чем она, но от этих слов между ее ладонями рождается нечто яркое, обжигающее. Когда песня заканчивается, оно с треском и шипением летит ко мне. От его прикосновения мои листья и ветви, умирая, осыпаются чернотой на белую землю, и от боли каждой смерти я ухожу вниз, в темноту и холод. Я остаюсь там до той поры, пока довольная Девушка не уйдет, забирая с собой свое создание. Когда Она уходит, ко мне прилетает ветер. Он ласково шепчет слова утешения и нежно проводит по чернеющим ранам. От его прикосновений уходит боль, и к тому моменту, как небо вновь нальется светлеющей серость, я вновь выростаю. При виде меня высокий камень наполняется Их криками, злостью, и все повторяется: хмурый взгляд, песня, смерть, ветер.
*** Мужчина и женщина сидели в креслах у горящего камина и пили вино. В комнате было тепло, даже слегка душно. Несмотря на дневное время, тяжелые бархатные шторы были закрыты, и единственным освещением помещения был огонь в камине. Языки пламени ласково облизывали сухое дерево, отражаясь на поверхности стоящего между креслами небольшого столика с вином и фруктами в вазе. - Я сожгла их вчера, - коротко бросила женщина, снова расправляя тонкими пальцами несуществующую складку на нежно-голубом атласном платье. - Аскольд, я снова их сожгла, но они опять выросли. За одну ночь! Ты хоть что-нибудь понимаешь? Что происходит? - Не знаю, - мужчина неотрывно смотрел на пляску пламени и чуть хмурился, отчего его молодое лицо некрасиво расчерчивали паутинки морщин. - Судя по всему, это он их создал. Только не знаю как. Думаю, надо их изучить. Может кроме этого еженочного воскрешения у них есть и другие свойства. - А если мальчишку к ним отправить? - она внимательно посмотрела на своего собеседника. - А вот это мысль, Цинти, - заметно повеселевший от предложения собеседницы мужчина залпом допил вино и встал, поставив бокал на столик. - Пойдем-ка, навестим нашего малыша. Через десять минут они стояли перед массивной металлической дверью. Мужчина неторопясь открывал один замок за другим, а женщина сосредоточенно что-то шептала. Наконец металл последний запор щелкнул и дверная ручка коротко вспыхнула красным. Волшебница хмыкнула и толкнула дверь, раскрывшуюся без единого звука. Внутри небольшой комнаты без окон на стоящей в углу кровати сидел ребенок лет восьми с белыми, отросшими до плеч волосами. Он зажмурился от неяркого света и прикрыл глаза ладошкой. - А ну, живо встал, урод! - зашипела женщина, стаскивая его с кровати. Ее спутник в коридоре хмыкнул, глядя как неосторожное движение острых коготков ребенка разрезало ткань на рукаве платья вместе с кожей. Женщина вскрикнула от боли и, замахнувшись, дала мальчику пощечину, от которой он упал на пол. Белый хвост малыша, чем-то напоминающий крысиный, поспешил отскочить подальше от ног разъяренной волшебницы, а вертикальные зрачки расширились и стали круглыми. - Тварь! Да я тебя! Еще раз так сделаешь — руки переломаю! - Хватит, Цинтия! - мужчина перехватил руку женщины, намеревающейся снова ударить ребенка. - Выпей эликсир и давай уже заниматься делом. Волшебница скривилась, но все исполнила. Затем схватила испуганного мальчишку за шкирку и потащила через мрачные переходы вниз, к маленькому внутреннему дворику, где росли созданные им розы.
***
Раньше мне казалось, что все мое существование и есть череда боли, смерти и попыток жить, что так и должно быть. Но потом Они стали петь реже, словно смирившись с тем, что меня нельзя убить. И я во второй раз увидела Его, моего Создателя. В сером камне заскрипело дерево, и Девушка вытолкнула Его ко мне, в мой маленький серый мир. Он был таким же белым, как земля, на которой я росла, и таким же тонким, как мои ветви. Игривый ветер подлетел к Нему, осторожно коснулся, погладил и вернулся ко мне, принеся запах боли, Его боли. Каждый мой листочек дрогнул от этого запаха. И я закричала как могла — шелестом листьев и скрипом ветвей. Он услышал меня, подошел и сел рядом. Мне хотелось утешить Его, подарить что-то прекрасное, радующее. Его пальцы осторожно коснулись меня. Они были холоднее той темноты, в которой я пряталась от боли, холоднее того белого, что срывалось сверху. Они и были самой сутью холода. Я встретила их нежность тяжелым закрытым бутоном цветка, и это соприкосновение пробудило цветок раскрыться. Он оказался таким же темным и синим как удивленные глаза моего Создателя. И я зашептала Ему колыбельную ветра.
*** Волшебница чуть нахмурившись смотрела на растущий среди вечного снега куст роз. Она не понимала, отчего появились бутоны. Их точно не было, до того как она привела сюда это маленькое проклятье, по ошибке кем-то названное ребенком. Холодный ветер трепал ее собранные в хвост темно-каштановые волосы, словно желая вырвать их, разметать по всему миру. Женщина плотнее запахнула подбитый лисьим мехом плащ и решительно шагнула к кусту. Ветер взвыл раненым зверем, когда рука, затянутая в плотную кожу, срезала один цветок. На какой-то миг волшебнице показалось, что она слышит в этом вое крик созданного полудемоном растения. Но, разумеется, этого не могло быть. Растения не умеют кричать. В своей лаборатории женщина положила цветок на темную поверхность рабочего стола, освещенную двумя свечами, и в задумчивости стянула перчатки. Синие лепестки были плотно стянуты, а в темно-зеленом цвете стебля и листьев виднелись светлые металлические прожилки. ″Словно серебро″, - подумалось волшебнице, но она отогнала эту мысль прочь и сухо щелкнула пальцами, зажигая повсюду свечи. Сотни маленьких огоньков отогнали темноту, оживляя мрачное помещение, где несколькими часами ранее она проводила очередной эксперимент над мальчишкой. Волшебница склонилась над цветком, внимательно его разглядывая, а затем осторожно прикоснулась к закрытым лепесткам. От прикосновения бутон раскрылся, вызвав у женщины испуганный вздох. Она смотрела на темно-синюю розу, и ей казалось, что она чувствует слабый запах волос Аскольда. Такой любимый и знакомый. Не удержавшись, она взялась за кончик стебля и поднесла цветок к лицу, глубоко вдыхая его аромат. Аромат волос своего любимого.
***
Теперь Они приходят ко мне за моими цветами. Они срезают их и уносят в темноту камня. Зачем-то ставят их в воду, глупые. Мои цветы никогда не завянут, даже больше - я продолжаю всех их чувствовать. Я знаю, что один из них хранит мой Создатель. Я знаю, что он поет Ему колыбельные и успокаивает Его боль как умеет. Я знаю, что один из цветков увезла Девушка и подарила его человеку, чье сердце было темным и холодным. Она не желала, чтобы этот подарок его порадовал, нет. Она желала ему смерти, и он умер, отравленный соком этого цветка. Мои цветы. Их стало так много. Они везде. Одних они делают счастливыми и утешают, других они убивают. И я не понимаю почему так. Мой Создатель, мой маленький белый цветок, зачем ты меня такой создал? Зачем?