*очередная быдлоцитата
Еще один не очень длинный рассказ...
читать дальше
Наступала осень. Берег моря покрылся грубым ковром из обкатанных деревяшек, пластиковых бутылок, канистр, водорослей и мазута. В центре всего этого лежал, разлагаясь, мертвый дельфин. Воды моря были серо-стальными, как и небо и невозможно было определить, где одно сливается с другим. Бомжи жгли, стараясь согреться, мусор, утоляя вечную жажду неразбавленным медицинским спиртом. Изредка по насыпи, недалеко от моря пролетал стрелой поезд.
Она сидела на дамбе, вглядываясь в необозримую даль. Холодные воды бились об скользкие камни. Она чувствовала это. Нечто было в этих брызгах. Оно было везде и одновременно повсюду. Оно ползло огромной тенью по миру среди кругов в пустоте. Черные щупальца проникали в сознания, в души, превращались в раковые опухоли или душевные болезни, заставляя осознать конечную цель – удовлетворять. Удовлетворять себя, пока живот не разорвется от пищи, половые органы не покроются кровью, а легкие не сморщатся от дыма. Это нельзя было описать. Но она смотрела в глаза одной из ипостасей этого существа. Оно вышло из грязных вод цвета яичного желтка и село на берегу.
- Они глупы. Они рисуют свой мир из того окна, что они называют глазом, - произнесло существо.
- Я видела сон. Там были реки текущие в бетонных каналах среди огородов, в которых росли яблоки размером с огромный грейпфрут.
- Ты можешь создать свой мир, в котором ты живешь, и он будет совсем не тот, что за окном. Но ты умрешь, и не будет этого мира.
- Знаешь, я сегодня была еще в одном мире. Там деревья с желтыми листьями, куча бабочек, шахматные доски и странные существа. Мерзкие, с огромными глазами, размером с яблоко, и острыми ушами, живущие в лесах. Они жрали сырую печень, прикалывали людей с крыльями бабочек, а их повелители были мягкотелые и жили в раковинах. Но я видела, что их лица пронизаны ужасом. Их мир раскалывался пополам. Огромные невидимые лезвия кромсали его, обращали в мираж, в кучу листьев. Они смотрели на пустые замки. А их мир рушился.
- Я знаю. Лишь седая старуха с татуировкой на веках знает правду. Та, что создала этот мир пила росу, что было семенем короля-весны. Вся ее жизнь была вечной весной в одиночной камере. Она по частицам слизывала утреннюю росу с куста, что рос у темницы и породила его, прекраснейшего из прекраснейших, а потом неаккуратно сломала, в угоду своих прихотям. Теперь вечная весна продолжается, а камера по-прежнему тесная. А мир сдохнет, хотя он был результатом алхимического процесса данных из этого мира. Она творила, пропуская через себя, но убив короля, она убила и себя. Сотни ворон, жужелиц, медикаментов, часов, эльфов, раковин теперь всего лишь бессмысленный набор понятий.
- Знаешь, наблюдать за гибелью этого мира мне было страшно. Все обращалось в ворох желтых листьев. Они складывались в воронку. Каждый атом этого мира становился одним единственным атомом одиночной камеры. И я сотни раз летела, оказываясь в душной тесной одиночной камере, где пахло бульоном, телами, пылью, плесенью и нарезанными тончайшими ломтиками кусочками останками прекраснейшего…
Она оглянулась и увидела, что рядом никого нет. Лишь нечто ползло тонкими щупальцами по одному из многих миров. «Я легла заболевшей, а проснулась больной» - подумала она, пытаясь вспомнить, где она могла видеть эту цитату.
Пролетела чайка, высматривая съедобный мусор. Просвистела, мчащаяся в никуда, «кукушка». На поверхности моря выступила пена. По насыпи шел старый человек в темно-зеленой куртке, черной шапке и спортивных штанах. Издалека донеслись звуки музыки, вперемешку со словами беседы, ревом двигателя. Громыхнул погрузочный кран со стороны порта. Она почувствовала, что ее сознание раскалывается пополам.
Среди облаков появился луч солнца, пробившийся сквозь облака.
читать дальше
Вечная весна в одиночной камере
Наступала осень. Берег моря покрылся грубым ковром из обкатанных деревяшек, пластиковых бутылок, канистр, водорослей и мазута. В центре всего этого лежал, разлагаясь, мертвый дельфин. Воды моря были серо-стальными, как и небо и невозможно было определить, где одно сливается с другим. Бомжи жгли, стараясь согреться, мусор, утоляя вечную жажду неразбавленным медицинским спиртом. Изредка по насыпи, недалеко от моря пролетал стрелой поезд.
Она сидела на дамбе, вглядываясь в необозримую даль. Холодные воды бились об скользкие камни. Она чувствовала это. Нечто было в этих брызгах. Оно было везде и одновременно повсюду. Оно ползло огромной тенью по миру среди кругов в пустоте. Черные щупальца проникали в сознания, в души, превращались в раковые опухоли или душевные болезни, заставляя осознать конечную цель – удовлетворять. Удовлетворять себя, пока живот не разорвется от пищи, половые органы не покроются кровью, а легкие не сморщатся от дыма. Это нельзя было описать. Но она смотрела в глаза одной из ипостасей этого существа. Оно вышло из грязных вод цвета яичного желтка и село на берегу.
- Они глупы. Они рисуют свой мир из того окна, что они называют глазом, - произнесло существо.
- Я видела сон. Там были реки текущие в бетонных каналах среди огородов, в которых росли яблоки размером с огромный грейпфрут.
- Ты можешь создать свой мир, в котором ты живешь, и он будет совсем не тот, что за окном. Но ты умрешь, и не будет этого мира.
- Знаешь, я сегодня была еще в одном мире. Там деревья с желтыми листьями, куча бабочек, шахматные доски и странные существа. Мерзкие, с огромными глазами, размером с яблоко, и острыми ушами, живущие в лесах. Они жрали сырую печень, прикалывали людей с крыльями бабочек, а их повелители были мягкотелые и жили в раковинах. Но я видела, что их лица пронизаны ужасом. Их мир раскалывался пополам. Огромные невидимые лезвия кромсали его, обращали в мираж, в кучу листьев. Они смотрели на пустые замки. А их мир рушился.
- Я знаю. Лишь седая старуха с татуировкой на веках знает правду. Та, что создала этот мир пила росу, что было семенем короля-весны. Вся ее жизнь была вечной весной в одиночной камере. Она по частицам слизывала утреннюю росу с куста, что рос у темницы и породила его, прекраснейшего из прекраснейших, а потом неаккуратно сломала, в угоду своих прихотям. Теперь вечная весна продолжается, а камера по-прежнему тесная. А мир сдохнет, хотя он был результатом алхимического процесса данных из этого мира. Она творила, пропуская через себя, но убив короля, она убила и себя. Сотни ворон, жужелиц, медикаментов, часов, эльфов, раковин теперь всего лишь бессмысленный набор понятий.
- Знаешь, наблюдать за гибелью этого мира мне было страшно. Все обращалось в ворох желтых листьев. Они складывались в воронку. Каждый атом этого мира становился одним единственным атомом одиночной камеры. И я сотни раз летела, оказываясь в душной тесной одиночной камере, где пахло бульоном, телами, пылью, плесенью и нарезанными тончайшими ломтиками кусочками останками прекраснейшего…
Она оглянулась и увидела, что рядом никого нет. Лишь нечто ползло тонкими щупальцами по одному из многих миров. «Я легла заболевшей, а проснулась больной» - подумала она, пытаясь вспомнить, где она могла видеть эту цитату.
Пролетела чайка, высматривая съедобный мусор. Просвистела, мчащаяся в никуда, «кукушка». На поверхности моря выступила пена. По насыпи шел старый человек в темно-зеленой куртке, черной шапке и спортивных штанах. Издалека донеслись звуки музыки, вперемешку со словами беседы, ревом двигателя. Громыхнул погрузочный кран со стороны порта. Она почувствовала, что ее сознание раскалывается пополам.
Среди облаков появился луч солнца, пробившийся сквозь облака.
?»