[sold_out]

У царя Мидаса ослиные уши, у меня - безнадежный бит
Кроме кактуса больше никто не послушает, не спасет
У меня в горле комом стеклянным имя твое сидит
Я его повторяю, я говорю - громко и ни о чем.
О тебе,
И о том,
Как ты дергаешь носом, смеясь
Как ты путаешься в пословицах и расстояниях
Я стараюсь молчать -
И лицом не ударить в грязь
До свидания, дни спокойствия
До свидания.
Я залью твой мобильный кофе,
Оставлю в такси ключи
Не отправлю отцу смс, что вернулась домой этой ночью
Только ты, я прошу,
Не бросай телефон,
Не молчи.
Потому, что я вижу тебя одного
Среди прочих.

@темы: Проза

---

Конкурс рок-лирики

[bookberry]

Поэты, вы готовы поразить группу “Ляпис Трубецкой”, а заодно и выиграть билеты на их московский концерт?



Представьте, что вы - автор песен “Ляписов” и пишете тексты нового альбома.

О чем вы создадите песню? Будет ли это социальная сатира, анархические гимны или вдохновляющая ода радости и позитиву? Будет ли это лирика, традиционная для группы, или вы решите удивить всех поклонников неожиданными темами и сюжетами?

Группа примет участие в выборе победителей!

Подробнее: http://citycelebrity.ru/citycelebrity/Project.aspx?ProjectId=411

---

Подарок писателям от художника. В честь наступления осени.

[olenchinkova]

Лето заканчивается. Многим от этого становится грустно. Поэтому я решила подарить моим знакомым писалелям подборку своих веселых книг с рисунками.В формате .pdf

СКАЧАЙТЕ ПОДАРОК ТУТ

---

Поэт быть должен...

[АнтипУшкин]

Поэт быть должен... нищим и голодным
неудовлетворённым гадким грязным
убогим глуповатым несвободным
униженным унылым безобразным

Поэт быть должен... сытым и довольным
богатым толстым радостным счастливым
весёлым остроумным пьяным вольным
талантливым высоким и красивым

Поэт быть должен... ветреным беспечным
изменчивым текучим постоянным
несокрушимым стойким бесконечным
законченным чертовски человечным
божественным живым убитым вечным
голодным нищим вольным сытым пьяным

поэт быть должен...




Антип Ушкин

@темы: Стихи

---

НАШ ОТВеТ США

[АнтипУшкин]

31 декабря.

Президент России сделал по телевидению заявление:

«Уважаемые граждане, по прогнозам синоптиков в стране начнётся небывалое потепление»

«Слава Богу!» - воскликнули граждане, так уставшие от лютых морозов.

Не воскликнули лишь синоптики, не понимавшие, откуда взялись эти прогнозы.

Но синоптиков сотни, а нас миллионы и все мы одновременно

Искренне поверили в грядущие погодные перемены.

Наши веры соединились в одну огромную, и она со скоростью света

Бросилась на зимнюю стужу...

1 января: в России весна. 2 января: в России лето.

На резонный вопрос: Куда же девались метели да холода?

Ответ прост: Двинулись на Соединённые Штаты Америки. А вы думали куда?

Президент США сделал по телевидению заявление:

«По прогнозам спецслужб ожидается небывалых холодов наступление»

«О, Боже! - воскликнули американцы, - из России идут морозы!»

«Не волнуйтесь, - продолжал президент, - принимаются все меры»…

Но было уже поздно.

3 января.

Америка замёрзла.

@темы: Проза, Стихи

---

СКАЗОЧНЫЕ ФРАЗОЧКИ

[АнтипУшкин]

Кому инфузория-туфелька впору
на той и жанюсь!

В каждой золушке есть принцесса...
фея, тыква, мачеха и принц.

Спящие красавицы долго не залёживаются!

Нем как золотая рыбка.

Гадкий Лебедев женился на прекрасной Уткиной.

«Розочка или Дюймовочка?» -
терзал Маленький принц ромашку.

Поцеловал он лягушку и превратилась она в царевну...
Поцеловал он царевну на свадьбе и ...

Вороне как-то бог послал кусочек сыра...
и лисицу... чтоб жизнь сыром не казалась.

Шуточки ниже пояса до русалочек не доходят.


Антип Ушкин

@темы: Проза

---

ЛЕСБИЯНКА

[АнтипУшкин]

Лесбиянка меня полюбила.
Не мужское начало моё
(ей оно отвратительно было),
Но душа - привлекала её.

Не острите, поручик, не надо,
ведь душа - это девочка, да.
И у самого гнусного гада
эта девочка есть, господа.

Вот в неё-то она и влюбилась,
и душа была рада моя,
да и бренное тело стремилось
к распрекрасному телу ея.

Но оно, её чУдное тело,
(шейка, плечики, грудь и так да...)
моего, ну ничуть не хотело...
Вот такая комедь, господа.

Вот такой иронический случай,
но острот не спешите бросать,
Ведь с любым, даже с вами, поручик,
жизнь могла б эту шутку сыграть.


Антип Ушкин

@темы: как жаль, Стихи

---

Четырнадцать волн

[Kirful]

Посвящается стихии Воды

Вода!
Великая стихия, ты Смерть и Мать,
Ты всё в одном.
Ты можешь одарить, но в силах и забрать:
Сейчас иль никогда, всегда, потом…

Величайшие тайны в глубинах сокрыты
Как морей, так и наших сердец.
И учишь ты нас: «Будьте открыты!
Открыты к любви, как ваши мать и отец!»

Есть в Граде тёмная сила;
Хлад защитит, остановит врагов;
И жизнь плещет в Озере, из которого пила
Богиня, что живёт в стране снов.

Катятся волны, берег целуя мягко,
Душа следует за ручья теченьем.
Любимой глаза зелены, как свежая травка,
Я наслаждаюсь её дивным пеньем.

Всё вокруг – это сон, но ты хочешь очнуться?
Хочешь обратно к Ветру, Огню и Земле?
Если да, то матушка поможет вернуться
И скажет: «Всегда, дитя, ты можешь прийти ко мне…»

И когда прозрачные брызги осядут,
Когда вдохнёшь воздух, внезапно сухой,
То шепнёшь: «Бесконечные волны, я люблю вас. А тут…
Тут мир цельный, совершенно иной».

Но в молитвах своих и в мечтаньях
Найдёшь ты дорогу назад, в домик у моря.
Услышишь любимую. Нет и речи и о расставании!
Да и как отказаться от жизни в стихийном просторе?

В глубинах как знать, где мираж, а где правда?
Мать говорит: «Всё есть правда отчасти».
И рад ты ответу, ведь так, да?
Неважно, что спишь, если спишь ты в счастьи.

Знаешь, тепло в царстве Марены.
И помещается оно всего лишь в горшок.
И в нём, среди трав и вскипающей пены,
Ждёт в семечке часа прелестный цветок.

Поверь Кэрридуэн, толк ведьма знает
В том, как могучее зелье сварить.
И когда всё поспеет, горшок-лоно растает…
Родится дитя, чьё сердце может только любить.

А однажды, когда завершится оборот Колеса,
Ты вспомнишь себя и, может, заплачешь.
Как давно удивляла выпавшая на рассвете роса?
А когда было это, думал, что… таким вот станешь?

И когда из бренного тела выйдет Воздух,
Когда навеки оставит Огонь души его,
Когда Землёй засыплют, пока не протух…
Думаешь, не останется ничего?

Будет конец и начало, Вечная Мать,
И обнимет тебя, и скажет, улыбнувшись:
«Иди же ко мне, будь ты жрец или тать».
И заснёшь ты, в грудь любимой уткнувшись…

Океан будет вечно, и будет вечно Камень,
И будут волны бить во все времена.
Так и жизнь будет течь и течь, покуда Пламень
С Ветром несут в лоно моря её семена.
Вода…

@темы: Стихи

---

[зануда_номер_один]

Это не любовь.
RPS
.PWP
Рейтинг R
Робеспьер/Сен-Жюст Колло/Барер.
****
Он настойчиво тянет меня к кровати, не давая даже убедиться, заперта ли дверь. Листочки аккуратно сложенной речи разбросаны по всему полу. Да, даже сейчас я не могу отвлечься от последних дебатов в клубе. Но все происходит так быстро, вот уже его умелые губы исторгают из меня слабый, почти жалобный стон:"Господи". Он смотрит на меня. Удивленно? Презрительно? Действительно смешно^ проповедник Верховного Существа зовет бога ... в столь непристойный момент. Пухлые губы кривятся в загадочной улыбке."Бог здесь не причем, Максим" И вот мы уже совсем раздеты и он без подготовки врывается в меня, даря больше боли, чем наслаждения. Впрочем, мне именно это и нужно. Немного боли за всю ту боль, что я дарую коллегам, семье, Дюпле, всем осужденным мной...Когда он уходит от меня , небрежно поцеловав на прощание, а я лежу растерзанный и несчастный и слышу шорох повозок с их страшным грузом за окном, я шепчу: "Да, Антуан, ты прав, бог здесь совершенно не причем".
Далее я решила дать Робеспьеру отыграться.
****
Он ни на минуту не отрывается от дел. Даже когда посреди деловой беседы решает заняться со мной любовью. Отыметь, так будет сказановернее . Мы даже до конца не раздеваемся. Почти не целуемся. Только изредка, разложив меня на своем узком ложе он любуется моим обнаженным телом с бесстрастием скульптура. Как хорошо, что он не находит изъянов. Чтобы потом сухо сказать:" Антуан, мы опаздываем".В любовных играх он тиран и почти садист. Он и не заботиться о моем наслаждении. Хотя иногда, с интересом научноиспытателя ласкает мое тело, выискивая чувствительные места. В такие моменты я часто чувствую себя дешевой проституткой.
Он ни разу не сказал, что любит меня. А когда я, после первой же нашей ночи со всей наивностью провинциала признался ему в любви он засмеялся и сказал. что это со временем пройдет. Не прошло. Отчасти, только отчасти выродилось в ненависть. Но кто отличит ненависть от любви. Не потому ли я не защищал его в Конвенте?
****
Когда неблагодарное правительство сослало нас на остров Олерон, я все чаще стал замечать на себе жадные взгляды Колло. Случайные соприкосновения, двусмысленные комплименты. Бертрам, вы так красивы, что могли бы сойти за женщину. Нас держали в одиночных камерах, но содлдаты делали нам послабления - мне давали молоко и устрицы, которые на фоне смешанного с соломой хлеба, казались райским кушаньем. Так вот, он приходил ко мне в камеру. Был любезен,острил. рассказывал занятные истории из театральной жизни. Однажды ему удалось раздобыть бутылку крепчайшего местного вина. Три четверти ее он влил в меня чуть ли не насильно. А потом он меня обнял, а я внезапно осознал, насколько он физически сильнее. Потом было потно, жарко, очень больно, и противно - слюнявые поцелуи по всему телу. Этот тип плакал у меня на плече. Мне хотелось его придущить.Через час он ушел, сказав на прощание, что это было чудесно, дорогой. О себе я этого сказать не мог, меня тошнило и болели все части тела о которых я даже и не подозревал. Нужно ли говорить, что никогда больше не оставался я с ним наедине. А он до самой своей отправки в Гвиану часто украдкой невыразимо тоскливо смотрел на меня.

@темы: Проза

---

[Ниэби Оленьи Рожки]

Высокие своды дворца, белоснежность перин
не стоят гроша рядом с ветром с другой стороны двери
отец третий день в печали, над царством мгла
принцесса ушла.

У принца депрессия - слишком уж острая боль,
его убивает апатия и алкоголь.
Не глядя на пышных красоток, меж серых дней
он курит по ней.

Но где же она, та, что солнечна и светла?
Что руку прекраснейшего из мужчин не взяла?
Она высоко, в поднебесье, на склонах гор.
Она далеко.

Она поднималась, одежда на ней рвалась,
и солнце почти не щадило зеленых глаз.
Вдали от богатства и спеси, меж грузных скал
ее кто-то ждал.

И что-то манило, и что-то внутри звало
бежать из дворца, где так чисто и так светло,
наверх, сквозь терновник, где так высоко...
Где дремлет дракон.

Пещера теперь сверкает, в ней свет и уют.
Дракон обнимает когтем ее, свою,
а утром скрывается в небе, над царством в огне...
Она, в тишине

оставшись, до ночи глотает золу и дым,
стирает и чистит. По склонам пустым и крутым
взбирается принц. Он пришел на ее порог.
Сквозь песню ветров

зовет ее, просит вернуться домой, назад.
Но больше не теплится солнце в ее глазах.
Принцесса тускнеет, но сердце ее горит
глубоко внутри.

Ей больше не надо короны и блеска монет,
ей хочется грязной пещеры. А свет в глубине
гораздо светлее, теплее и ярче камней,
шелков простыней...

Ей нужно из пепла вставать и сгорать дотла,
когда небеса разрывают два черных крыла,
когда он, убивавший, воинственный рвется домой
к своей самой родной.

Может принц и сопьется к концу своих жалких дней,
может платье уже не роскошно и серо на ней,
может руки в грязи, а со щек стекает вода...
Но так сильно никто никого не любил никогда.

@темы: Стихи

---

Слаще ликёра

[Кира Блювштейн]

Текст содержит гомоэротические сцены. Читая дальше, Вы подтверждаете, что Вам уже исполнилось 18 лет.

Моей огромной любви
Хватит нам двоим с головою...
Земфира, "Хочешь"

Солнце, будто нарочно издеваясь, ярко светило в окно, пытаясь согреть своими лучами лежащего на кровати молодого человека.
Жора лежал так уже вторые сутки. На спине, в джинсах и толстовке, вытянув руки вдоль тела и закрыв глаза.
Двигаться не было ни сил, ни желания. Даже из-за того, что яркие лучи били прямо в лицо, он не хотел поворачиваться.
В дверь постучали, а затем открыли. Это была мать.
-Нет, Володя, ты только посмотри на него! - она упиралась руками в бока и визгливым голосом кричала в сторону кухни. - Лежит, понимаешь ли! Трагедия у него!
Слова доносились до него как из тумана, они уже не обижали, не задевали. Их говорил для него какой-то совсем чужой, не родной человек. Слез уже не было.
-Ну, ничего! Жрать захочешь - сам придешь! - пригрозила мать и захлопнула дверь. И произнесено это было таким голосом, знаете, шипящем, как будто стоят за спиной, крадутся с ножом и приговаривают: "Сейчас-сейчас.... Сейчас ты у меня получишь..."
Он знал, что не захочет. Во всяком случае, пока он был в этом уверен.
Он знал, что мать превратит обычный рядовой обед в фарс, комедию в лицах, будет издеваться, комментировать каждое действие и давить, давить тяжелым взглядом.
Поэтому перспектива умереть от голода здесь, в своей комнате, оставшись наедине со своими мыслями, была куда более радостной.
А еще совсем недавно все было совсем по-другому.
Казалось, что не было человека счастливее, чем Жора. Он сам так считал и легко бы ответил на этот вопрос: "Я! Конечно, я, кто же еще?!"
Была пора осенних каникул. На деревьях почти не осталось листвы. Она вся тяжелым разноцветным ковром покрывала мокрый асфальт, прилипала к кроссовкам.
Осенью можно восторгаться лишь тогда, когда ты по-настоящему счастлив. Только тогда ты видишь все это многообразие оттенков, только тогда холодный пронизывающий ветер кажется тебе свежим воздухом с немного сладковатым запахом уходящего лета.
Когда люди несчастны, они замечают только бесконечный дождь, лужи, грязь, хмурость, серость. И, кажется, до счастья еще так далеко.
Жоре же для счастья нужны были только одни глаза. Как говорил Дёма, грязно-болотные.
Как видел Жора - цвета гречишного мёда.
Он влюбился в эти глаза с первого взгляда, как только Дёма переступил порог их класса.
Щурясь, надменно оглядывая своих будущих одноклассников, ухмыляясь, он вошел в класс и сел на свободное место. Свободное место было не единственным - Жора сидел один, но Дёма выбрал место рядом с Мишаней Красновым.
Внезапно уколовшая обида и ревность заставили тогда Жору уткнуться носом в тетрадь и стараться не обращать внимания на новенького.
Дёма быстро заработал в школе авторитет. Он был по жизни массовиком-затейником и шутником, поэтому почти сразу становился душой любой компании.
Жора часто думал о том, что ему, помимо "списать" больше нечего предложить Дёме.
Он был отличником, ходил в музыкальную школу, на курсы французского языка и занимался теннисом. Свободного времени, чтобы влиться в компанию, которую создал вокруг себя Дёма, не было.
Они же после школы постоянно "зависали" на стадионах и детских площадках, пили пиво.
Шанс представился довольно скоро - в школе собрали команду КВН. Дёма сразу вызвался участвовать, писать шутки, быть капитаном команды, ставить номера и все, что только можно было на себя взять. Из-за огромной нагрузки, времени на учебу совсем не оставалось, так как доверить какое-либо дело другому Дёма просто не мог.
Он и так не особо блистал своими знаниями, а теперь вообще скатился на бесконечные двойки. Это заметили и родители, и учителя.
И однажды классный руководитель оставила Дёму и Жору после уроков и попросила Жору подтянуть незадачливого одноклассника хотя бы на прежний уровень.
Счастью Жоры не было предела, однако в силу пацанского максимализма он лишь опустил голову и буркнул в ответ: "Делать мне, что ли больше нечего?"
На что учительница справедливо заметила, что на предстоящих каникулах за неимением у него друзей делать будет как раз таки нечего.
Дёма катал во рту жвачку, сунув руки в зеленые брюки с карманами, закатывал глаза и был явно не в восторге от перспективы - провести каникулы в компании "ботана".
Но и родители, и учителя были непреклонны.
И вот, в начале каникул Дёма оказался на пороге Жориной квартиры. Родители были на работе, младший брат был отправлен на каникулы за границу.
Жора так волновался, что не мог попасть ключом в замочную скважину, чувствуя плечом исходящий от Дёминого тела жар.
-Да что ты там ковыряешься? - жахнуло над ухом и заставило заволноваться еще сильнее.
-Сейчас, - пролепетал в ответ Жора и наконец справился с замком. Дверь открылась и он пропустил Дёму в свою квартиру.
Обстановка восхитила Дёму, внутренне заставив проснуться зависть - на полу паркет, высокие потолки, резные арки, длиннющий коридор, 4 комнаты, 2 балкона и огромная кухня.
Они прошли в комнату Жоры, где сели на полу с бутербродами и кофе, и обложились книжками.
Прошло больше часа, Жора читал ему в слух про ядерную энергетику, а Дёма валялся на полу с задранной футболкой, закинув руки за голову и перекатывал языком на губах большую зеленую виноградину, оторванную от большой грозди, лежащей здесь же на тарелке.
-Мммм....-протянул он, лопая ее губами. Брызги разлетелись, попадая на его щеки лоб, волосы.- Скукота...-он сел, пережевывая мякоть.
Жора оторвался от чтения и посмотрел на него. Темные, какого-то красно-шоколадного оттенка, взъерошенные волосы, серая футболка с мокрыми пятнышками от брызг, загорелое лицо и руки, все в мелких шрамах. Он сглотнул подошедший к горлу ком.
-У меня есть идея получше, - Дёма заговорщицки прищурил глаз, вскакивая на ноги, и ушел в большую комнату. Вернулся он оттуда с бутылкой ликера.
-Это...это родителей, - неловко пролепетал Жора, глядя на него.
-Да ну и что? Там столько всего, они даже не заметят! - и он был прав. Разномастного алкоголя в квартире было пруд пруди, хоть упейся. Но отец давно завязал, мать коллекционировала. Внимание на состав коллекции никто не обращал.
-Ну...-Жора помялся. - Ну ладно, - впервые улыбнулся Дёме своей искренней улыбкой.
Дёма внимательно посмотрел на него, чуть удивленно, будто увидев что-то необычное, что заставило его задуматься.
Жора принял это на свой счет и быстро отвел взгляд, вставая на ноги.
-Я тогда рюмки принесу...-и так и не подняв головы жора ушел на кухню. Откуда вернулся с двумя квадратными стаканами. - Рюмок не нашел, - пожал он плечами.
-Сойдет! - Дёма уже лежал на прежнем месте, сворачивая бутылке голову. - Иди сюда! - он хлопнул по ковру рядом с собой и отложил пробку в сторону.
Жора опустился на пол рядом с ним и поставил между ними два стакана. Дёма, по-хозяйски, деловито налил в них по половине и отставил бутылку в сторону.
Они взял каждый по стакану.
-Вообще-то я не пью... - зачем-то сказал Жора и тут же пожалел об этом.
-Ну, всё бывает в первый раз, - Дёма хохотнул и сделал глоток.
Жора последовал его примеру. Ликер приятно сахарился на губах, вязкой жидкостью проникая в рот, обволакивая язык и скатываясь по горлу.
Внутри тут же разлилось тепло, кончики пальцев защипало, мышцы расслабились, заставляя прикладывать усилия для движения.
-Вкуснятина, - облизнулся Дёма и улыбнулся Жоре.
Жора тоже улыбнулся в ответ, чувствуя себя раскованней.
-Может да ну эту физику? Давай сыграем в карты? Я много фокусов знаю, - вдруг предложил Дёма и в надежде заглянул в его глаза.
-Давай, - неожиданно для себя согласился Жора и взял с полки новую колоду карт.
Дёма быстро перетасовал их и раздал.
Играли сначала на интерес. В перерывах Дёма показывал Жоре фокусы, заставляя угадывать секрет.
Ликер в бутылке уменьшался - они уже пили по второму стакану.
Как раз пришло время играть на желание. Жора изо всех сил старался собрать мысли и выиграть, во что бы то ни стало. Он уже знал, какое загадает желание.
Удача улыбнулась Жоре, но, как ему показалось, Дёма поддался специально.
-Ну?..- наигранно обреченно спросил Дёма, откидываясь на локти.
Жора долго смотрел ему в глаза, а потом выпалил:
-Я хочу, чтобы ты меня поцеловал.
Будь что будет, думал он. Больше ждать не было сил. Хотелось прижаться губами к этим сладким алым подушечкам, потрогать их языком. Голова кружилась, он сам себе не верил.
Дёма внимательно смотрел на него, выждал паузу. Потом резко сел, потянулся к нему, прижимая его спиной к стене, и коснулся своими губами его губ.
В этот момент внутри всё задрожало, хотелось все вернуть обратно, отменить свое желание. Тело прошило, будто электрическим разрядом, и он, маленьким светящимся шариком, бился теперь в черепную коробку, пытаясь вырваться на волю.
Жора уперся ладонями в плечи Дёмы, пытаясь его оттолкнуть, но у него ничего не вышло, да и сдался он довольно быстро...
Это был его первый поцелуй. Он даже и не представлял, что он будет таким, с мальчиком, да еще и с тем самым, о котором так долго мечтал.
Губы Дёмы были сладкими, более опытными. Его горячий язык нагло протиснулся между зубами Жоры и нашел его, такой же горячий и шершавый.
Дыхание обоих участилось, обжигая щеки, молодое сердечко колотилось так, будто готово было пробить собой грудную клетку и выпорхнуть в приоткрытую форточку.
Они целовались, изучая движения друг друга, оттачивая их, делая более ловкими, до самого вечера, забыв про истинную причину встречи.
Дёма ушел домой только тогда, когда с работы вернулись Жорины родители.
На прощание, на лестничной клетке, они долго смотрели друг другу в глаза, не говоря ни слова.
Улики скрыть удалось, родители ничего не заподозрили.
Весь вечер Жора, лежа в постели, вспоминал прикосновение Дёминых сладких губ и ожесточенно теребил признак своей мужественности. В 15 лет гормоны зашкаливали, пульсируя в мозгу, гудя в ушах, груди.
Он вспоминал не только сегодняшний поцелуй, он вспоминал так же моменты из их общей школьной жизни - капельки пота на его висках в спорт зале, пружинящие прыжки с мячом к корзине, оголенную поясницу - его кофта неизменно задиралась, когда Дёма вставал на цыпочки, чтобы дотянуться до, стоящего на шкафу, цветка.
Он не ожидал бесцеремонного Дёминого звонка в домофон на следующий день.
С этого дня они проводили вместе каждую минуту свободного времени.
То, что происходило между ними, никогда не обговаривалось в слух. Им было достаточно негласных, невербальных признаний другу другу в своей симпатии и неожиданно возникшей привязанности.
Дёма признался ему только в том, что давно обратил на него внимание и всегда знал, что он не просто "ботаник", как считало большинство.
И Жора не был "ботаником". Он смог полностью раскрыться перед этим развязным, вечно смеющимся мальчишкой, показать свое остроумие, рассказать о своих истинных увлечениях.
Они с утра до вечера по выходным шлялись по улицам, только вдвоем, Дёма не звал своих друзей - ему так же было достаточно общества своего нового друга.
Между ними оказалось много общего. Они оба фанатично любили кино, могли спорить до срыва голоса, а потом вместе смеяться этой глупости.
Так же они оба превосходно плавали и делали это при любом удобном случае. И оба довольно не плохо катались на коньках. Разве что Дёме хватало роликов, а Жора был предан льду и лезвиям, вместо каучуковых колес. Это стало поводом для первого, так называемого, "свидания". Они вместе пошли на каток.
Там можно было не стесняться хватать друг друга за руки и иногда прижимать к себе - все-таки лёд и неуклюжесть делали своё дело.
А потом вместе, с отбитыми руками, ногами и попами, они шли по темной улице домой к Жоре - родители давно были знакомы с Дёмой и были рады тому, что у их сына наконец появился лучший друг. И были абсолютно не против того, чтобы Дёма оставался у них ночевать.
Каникулы подходили к концу и Жора, со страхом, ждал начала школы.
Но на его удивление ничего не изменилось. Точнее, изменилось, кардинально изменилось. Дёма пересел за его парту, мотивируя это тем, что так удобнее будет списывать. Нет, он не скрывал от своих друзей, что подружился с Жорой. Но он не мог удержаться от очередного подкола в его адрес. Ему безумно нравилось смотреть, как Жора краснеет, ревнует, злится, обижается. Но он по натуре своей был отходчивый и мягкий, издеваться и шутить над ним можно было легко и беспрепятственно.
Потому что потом, на перемене, в школьном туалете за закрытой дверью, вся обида улетучивалась, Жора таял, размокал, смотрел масляно и влюблено.
С этого момента он начал вести личный дневник, куда записывал все свои переживания, чувства, эмоции. Ему нужен был поверенный в его тайнах, хотелось поделиться с кем-то своей бесконечной радостью.
Он думал о нём днём и ночью, особенно ночью - стоило ему закрыть глаза, как перед ним рисовался образ Дёмы. Жилистое упругое тело, острые костяшки бедер, плоский живот с дорожкой темных волос, идущей от линии джинсов к пупку - все это заставляло его тело напрягаться, глаза зажмуриваться, а руку неустанно блуждать по вставшему члену, чтобы унять это сумасшедшее возбуждение.
Однажды родители Жоры уехали в командировку на три дня по делам, оставив Жору одного. Тимура - его брата - они отправили к бабушке по маминой линии.
Отношения в семье у Жоры вообще складывались довольно странно. Его младший брат Тимур считался юным дарованием, гением, ребенком "индиго". Так матери сказала какая-то гадалка. И мать свято верила это, холила и лелеяла своего второго отпрыска. Строго воспрещалось на него кричать, заставлять что-либо делать и принуждать.
А юное дарование делало что хотело - прогуливало школу, курило, потягивало пиво в свои тринадцать лет и даже покуривало травку с пацанвой в подъездах.
Это все оставалось незамеченным одетой в розовые очки матерью. Она подсовывала Тиме листочки-карандашики, книжки и все, что могло как-то развить ее ребенка и указать ей - простой смертной - в чем все-таки талант ее маленького гения и не упустила ли она чего.
Но Тиме было абсолютно пофигу на всю эту муру, он хотел только играть на компьютере и таскаться по улицам с друзьями.
За что он ненавидел своего старшего брата - сложно было сказать.
К Жоре в семье было другое отношение. В него абсолютно не верили и толкали на всевозможные курсы только потому, что ему само с неба, как Тиме, не упадет, ему придется зубрить и корпеть над книжками, чтобы хоть чего-то в жизни добиться и не позорить семью. Ему же наоборот все давалось легко. Хоть он и ненавидел музыку, ходил туда только потому, что у него не было выбора. Старая учительница относилась к ученикам как к бездарям и всероссийскому позору, била по рукам линейкой, постоянно орала, когда ученик брал не ту ноту. Для Жоры музыка была пыткой, несмотря на то, что у него был абсолютный слух и он легко запоминал партии.
С физическим развитием так же не было проблем, поэтому теннис так же был для него довольно легким времяпрепровождением. И даже языки - и те давались ему легко. Он пил залпом новые знания, умел их применять, схватывал на лету.
Но его успехи всегда оставались незамеченными. До тенниса он ходил на рисование, рисовал довольно не плохо, получил даже какие-то грамоты на конкурсах. Родители никак не отметили этот факт, и интерес Жоры к рисованию быстро угас. Видя это, мать верещала, что тратит на него бешеные деньги, а он, неблагодарная свинья, еще нос воротит. Но отец встал на сторону сына в этот раз - не хочет, пусть не ходит.
С отцом у Жоры отношения всегда складывались лучше, чем с матерью. Он к нему тянулся, любил его, уважал, слушался, стараясь выполнять все его указания. Хоть отец частенько его бил. Когда он попадал под горячую руку, или же Тима его подставлял, сваливая на него свою вину, или еще за какие провинности.
А когда отец уходил в запой - начинался настоящий ад. Мать собирала манатки, паковала своего ненаглядного сыночка Тимура и сваливала к бабушке, оставляя Жору один на один с пьяным отцом.
Мотивировала она это своей ревностью к родительскому авторитету, мол, любишь его - вот и сиди с ним.
Но, даже не смотря на все это, Жора старался сохранить в семье хорошие отношения, старался не обижаться, во всяком случае, он никогда не показывал этого.
Тиме в семье доставалось все - подарки на праздники те, что он пожелает, поездки заграницу. Жора же на всю жизнь запомнил урок с велосипедом и больше никогда ни о чем не просил.
Однажды ближе ко дню рождения Жора аккуратно пытался за столом или просто, проходя по квартире, намекать, что он хочет велосипед, какой, сколько он примерно стоит - выбирал самый дешевый, чтобы уж наверняка.
Отец многозначительно изрек: "Я подумаю", и Жора остаток времени до дня рождения ходил как отполированный полтинник.
Но на день рождения его ждало разочарование - подарком ему была книга о жителях морских глубин. Он едва удержался, чтобы не расплакаться. Поджал губы и выдавил из себя улыбку и стандартное: "Спасибо большое, да, очень нравится, да, то, что хотел, да".
Но больше всего его обидело то, что спустя пару месяцев на день рождения Тиме был подарен новый мобильный телефон.
Тогда он решил сам во что бы то ни стало заработать себе на велосипед. Он разносил газеты, клеил объявления, помогал с переездами и в итоге к концу весны он купил сам себе новый красный велосипед. Счастью ребенка не было предела. Но в семье это, опять же, осталось незамеченным.
Жора не стал тогда придавать этому большое значение, чтобы не портить впечатление от собственного маленького праздника.
Так вот однажды, родители Жоры уехали в командировку и оставили его одного.
Он не преминул этим воспользоваться и пригласил домой Дёму.
Дёму - человечка, без которого больше не видел своей жизни, который стал "лучом света в тёмном царстве", как когда-то писал Добролюбов.
Он чувствовал отдачу, чувствовал взаимность. Никогда в жизни с ним такого не было. Это было по-настоящему ново - его любили, любили в ответ и просто, "за" и "вопреки", его тоже любили. И он знал это, точно знал. Хоть и ни разу не слышал.
Заграбастав холодного с улицы Дёму в свою тёплую постель, он начал отогревать его своим горячим телом, жар которого проходил через клетчатую тонкую пижаму.
Позволял Дёме запустить ледяные руки ему под кофту, греть их о его горячую спину и грудь, боролся с нарастающей дрожью, гладил его по грязным сальным волосам и улыбался.
А Дёма шмыгал красным носом, улыбался в ответ и вжимал его в постель.
В этот момент они оба поняли - пора. Тот день настал. И бороться со своими желаниями больше нет сил.
Они хотели друг друга больше, чем все, что могли хотеть мальчишки в их возрасте.
"Нас с тобою ведь интересует - меня твоё, тебя моё тело" - строчка из песни, играющая в голове у обоих.
Руки Жоры, уже совершенно не стесняясь, стянули с Дёмы колючий свитер и сбросили его на пол.
Дёма смотрел ему в глаза потемневшим, мутным от желания взглядом, а руки сами по себе шарили в поисках края его кофты.
Жора не мог больше ждать, он стянул с себя её сам, отбрасывая в сторону, на середину комнаты и принялся за пряжку Дёминых джинсов.
Она долго не поддавалась дрожащим от перевозбуждения пальцам, но вскоре ему всё же удалось с ней справиться. Дальше тугая пуговица сдалась быстрее.
Все движения были, будто, в спешке, сопровождались сбивчивым дыханием, руки дергали не аккуратно, губы бесцельно тыкались в обнажающиеся кусочки кожи.
Как только вся одежда, кроме белья, была вытеснена из-под одеяла, они оба замерли, вдруг осознав серьезность момента, свою собственную зажатость и неопытность.
Жора помолчал немного и решительно встал.
-Я сейчас, - он вышел из комнаты и вскоре вернулся с баночкой маминого крема.
Жора залез обратно в кровать.
-Это чтобы...ну...всё получилось, - стального цвета глаза смотрели серьезно и уверенно, что даже Дёме стало спокойней.
Он забрал баночку у Жоры, мельком разглядывая название и понимая, что совершенно не знает, что делать и с чего начинать.
Только догадывается. В общих чертах.
Но и здесь Жора пришел к нему на помощь. Он в очередной раз поцеловал его в губы, посмотрел в глаза и повернулся к нему спиной, ложась на бок.
Дыхание было шумным и тяжелым, из-за него было не слышно, как ухают об грудную клетку их сердца.
-Так будет проще, на первый раз...я читал.
Дёма облизал вмиг пересохшие губы и встал на колени. Одеяло скользнуло с него вниз.
Он спустил свои трусы до колен, освобождая стоящий колом немаленький член, влажный от смазки.
Жора мельком обернулся на него, увидев его обнаженным, в его глазах потемнело, во рту пересохло. Он проглотил подошедший к горлу ком и спустил свои трусы, оголяя круглые упругие ягодицы.
Дёма катнул во рту накопившуюся слюну, протянул руку и погладил его по обнаженной попе.
Жора вздрогнул от неожиданности, как от электрического разряда и весь напрягся, хотя точно знал - нужно расслабиться.
Дёма отвернул крышку у баночки. В ноздри ударил приятный цветочный запах. Взял небольшое количество крема, нанес его себе по всей длине члена.
Взял еще небольшое количество, точно не зная, сколько нужно, поставил баночку на подоконник и прилег рядом с Жорой.
Рука скользнула под одеяло, снова погладив упругий холмик с бархатной гладкой кожей.
Осторожно раздвинув его ягодицы и задержав дыхание, Дёма коснулся пальцами его маленькой и узкой дырочки. Жора снова вздрогнул и закрыл глаза, дыша ртом. Он ждал этого, он хотел, он готовился к этому весь день в ванной. Он знал наверняка, что сегодня это наконец произойдет.
Дёма облизал губы и придвинулся ближе, надавливая пальцами на его сжатое колечко мышц и вымазывая его в креме.
Придвинувшись еще ближе, он протолкнул свой член между его ягодиц и Жора почувствовал, как головка члена упирается в его дырочку.
-Только ты...это... -сбивчиво заговорил он. - Осторожно, ладно?
-Ладно, - шепотом ответил ему Дёма и толкнулся бедрами вперед, не ослабляя давления, нажимая членом на его анус, стараясь проникнуть в него хоть немного.
Жора часто задышал, почувствовав приближающуюся, но пока терпимую боль.
-Не больно? - поинтересовался у него Дёма, продолжая движение и прижимая его бедра к себе.
-Немного, - честно ответил Жора, и вдруг, неожиданно для самого себя, нагнулся сильнее и подался бедрами назад, навстречу ему.
Головка члена проскользнула в него, Дёма ахнул, а Жора, обволакивая ее своей тугой горячей плотью, стиснул зубы и зажмурил глаза, стараясь сдержать стон, который все равно вырвался наружу сдавленным пищанием.
Он резко и коротко выдохнул и глубоко вдохнул, упираясь головой в стену.
Дёма положил руки на его бедра и качнул своими, вставляя ему наполовину.
Жора боролся с болью размеренным дыханием, сжимая пальцами простынь, сжимая зубы, чуть ли не кроша их в пыль.
В следующий толчок член вошел в него полностью, заставив Дёму простонать от наслаждения, которое доставляла ему плотно сжавшая его достоинство плоть Жоры.
Не имея возможности церемониться дальше, он сразу начал часто двигаться, вырабатывая определенный ритм под дыхание.
Жора чувствовал, как он толкается внутри него, чувствовал как волнами откатывает боль, призывая новые ощущения, которые он никогда раньше не испытывал..
Это чувство полной зависимости, стыда, унижения, доверия, безвольности и обожания одновременно кружили голову и туманили мысли.
Он нагнулся еще сильнее, отставляя свою попку, упираясь руками в стену и полностью растворяясь в ощущениях. Какая-то задеваемая Дёмой точка внутри него не давала ему вернуться в сознание реальности, заставляя мысли путаться, бежать из сумасшедшей головы.
Из его губ вырвался первый стон наслаждения, который он как ни старался не смог удержать. Дёма почувствовал свободу и тоже перестал стесняться, постанывая и хрипя, двигаясь быстрее, жестче, раскачивая, растягивая его дырочку.
Стоны стали частыми, безудержными, Жора жмурился, гладил рукой свой член, мычал, губы чесались от вибрации.
Ощущения внизу живота и внутри себя смешивались в одно целое, готовое взорваться фейерверком оргазма.
В этот день они не отпускали друг друга ни на минуту, продолжая трогать, тискать, менять позы, уже предлагая их вслух. Жора был не против, вставал так, как просил Дёма, забрасывал на него ноги, заставляя держать.
После, вместе принимая душ, они, вопреки своим ожиданиям, совершенно не боялись смотреть друг другу в глаза, даже наоборот, стали вести себя более раскованно, мыли друг друга, пенили шампуни на волосах, дурачились, писали всякое на зеркале, смеялись.
Вытерев себя насухо, они вернулись в горячую постель.
В комнате явственно чувствовался запах секса, он нравился обоим, возбуждал.
Дёма лёг на спину и закинул руки за голову.
-Слушай...а может ты...-начал он и замолчал.
Жора вопросительно на него посмотрел.
Не сумев подобрать слова, Дёма подвигал языком по внутренней стороне щеки.
Жора понял его намек, но краской не занялся, напротив, отреагировал на это совершенно спокойно.
-Я сам хотел предложить, - улыбнулся ему с прищуром хитрых завораживающих глаз и скрылся под одеялом.
Дёма почувствовал как его рука обхватывает его уже снова стоящий член и стянул одеяло с его головы.
-Я хочу смотреть, - пояснил он свои действия.
Жора усмехнулся, глянув ему в глаза, и снова перевел взгляд на его член. Он был большой, влажный и пах чем-то сладковатым, молочным.
Он коснулся языком его головки, вобрал его в себя, насколько хватило во рту места, одновременно сжимая его ладонью и двигая рукой вслед за движением губ.
Во рту сразу стало много слюны. Он аккуратно проглотил ее, стараясь не задеть зубами нежную кожу.
Губы плотно сомкнулись на его стволе, язык продолжал поглаживать его. Он двинулся вниз к его основанию и, почувствовав его у горла, двинулся назад, определив для себя расстояние.
Облизав его таким образом, он начал посасывать его, двигаясь по нему от основания к концу, втягивая щеки и сглатывая появляющуюся во рту жидкость.
Дёма закрыл глаза, выгибая спину, и застонал, запуская пальцы в его волосы.
-Да...-Дёма начал гладить Жору по голове, направляя ее. - Да, вот так...соси, мой хороший...-шептал он.
А Жоре нравились эти одобрительные поглаживания, возбуждали произносимые им слова.
Когда Дёма кончил, Жора попытался отстраниться, так как точно подгадал этот момент, но рука Дёмы на затылке не дала ему этого сделать.
В его рот трижды выстрелила сперма Дёмы, вязкая, густая, чуть сладковатая, она стекала вниз, в его горло.
Он глотал и думал, что один период его отношений начался со сладкого и густого ликёра. Теперь они встали на новую ступень. Она пьянила не меньше алкоголя.
После этого случая они трахались везде. В школе в туалете, дома перед школой, когда заходили друг за другом по утрам, в лифтах и темных подъездах.
Они не могли насытиться друг другом, не могли не прикасаться, не могли не целовать, не могли не смотреть в глаза.
Признание в любви они сделали друг другу совершенно неожиданно, сидя на лавочке в московском саду Эрмитаж.
Была весна, май, учиться никто не хотел, все уже были в предвкушении летних каникул.
Держа руки в карманах бежевых широких брюк с карманами, Дема щурился от солнца, сидел, развалившись на деревянной лавке, прислонившись к спинке.
Солнечным в тот день было все - его рыжая клетчатая рубашка, золотые блики на его волосах, взгляд. Жора сидел на лавочке рядом с ним, пожав под себя одну ногу, и упоенно рассказывал о чем-то, иногда невнятно произнося слова из-за зажатой за щекой конфеты, белая палочка которой торчала изо рта.
-Я тебя люблю, - произнёс Дёма ровным будничным голосом. Будто не признавался в своих чувствах, а просил зажигалку.
Эта фраза заставила Жору замолчать. Он хлопал глазами, глядя не его невозмутимое выражение лица.
-И я тебя, - ответил он, наконец, немного растерянным голосом.
Так началась их эпоха откровенной любви. Важной, нужной, трепетной.
Дёма не раз защищал его от нападок сверстников, часто говорил, что любому перегрызет горло, если кто вздумает обидеть его любимого человечка.
Жоре было приятно, он верил ему, смотрел открыто, говорил всегда искренне.
Родители не понимали такой перемены в сыне. Он отчего-то вдруг стал таким светящимся, радостным, улыбчивым. Перестал говорить что либо поперек вообще, не вступал ни в какие конфликты.
Единственное, о чем он попросил - это остаться на лето в Москве. Родители удивились, но препятствовать не стали.
Они остались на всё лето в городе одни. Друзья разъехались по дачам, лагерям, санаториям. Но им было абсолютно плевать. Они ходили на местное водохранилище, купались, загорали, катались на велосипедах, ходили в кино. Даже однажды ездили вместе с Дёмиными родителями на дачу, где поймали ёжика, побили все колени о гравий, наелись до отвала шашлыка и загорели, будто на курорте.
Ссоры, конечно, были. До истерик, до драки, до молчания друг на друга в течении нескольких часов. Но это вовсе не омрачало их хрупкого, тщательного спрятанного счастья.
Они были вместе два года. Беда грохнула неожиданно, как обухом по голове.

Осень. Холодная, нудная - такой она стала после случившегося.
А тогда, в тот день, за окном светило солнце, теплый ветерок гонял по асфальту опавшие листья. Хотелось поскорее сбежать из этого душного класса. Слова учителя совершенно не укладывались в голове.
Вместо того, чтобы слушать его, Жора рисовал в своем дневнике. Синей шариковой ручкой рисовал высотный дом напротив школы, маленькие домишки, окружающие его, школьный двор. Все схематично, жирно выделяя края, штрихуя.
Увлечённый этим занятием, он не заметил подошедшего учителя. Он постоял над Жорой какое-то время и вдруг неожиданно выдернул тетрадь.
Жора резко вскинул голову, пытаясь выхватить тетрадь из его рук.
-Отдайте! - беспомощный взмах руками.
-Сейчас посмотрим, чем ты занимаешься вместо уроков, - в голосе учителя прозвенела сталь оскорбленного до глубины души человека.
Он открыл тетрадь на произвольной странице. Сердце Жоры ухнуло и провалилось.
-Когда я его вижу, внутри меня всё начинает дрожать. Я не могу себя контролировать. Его запах кружит мне голову... - начал читать учитель вслух. Уши Жоры загорелись, лицо залилось краской. В это время, учитель перевернул несколько страниц. - Сегодня у нас был секс...
На этих словах Жора вскочил со стула и выбежал из класса.
По горячим щекам ручьем бежали слезы. Оставив в школе сумку, он выбежал из здания.
Дёма какое-то время сидел на месте, ошарашенный подобной выходкой учителя.
Потом уверенно встал, брови его сдвинулись на переносице. Не слушая, что говорит преподаватель, он забрал вещи Жоры, свои и вышел из класса.
Пробежал по коридору, спустился вниз. Не найдя его, он забрал их куртки и вышел из здания школы.
Жору он нашел на детской площадке перед парком. Он сидел на лавке, уткнув лицо в сложенные на коленях руки.
Дёма положил вещи на лавку рядом с ним.
-Родной мой... - он погладил Жору по голове. - Не плачь. Всё будет хорошо. Не обращай внимания на них. - Мы что-нибудь обязательно придумаем.
И тогда Жора поверил этому спокойному голосу, этим нежным прикосновениях к своим волосам.

Придя домой, он понял - всё пропало.
Родители сидели на кухне. Отец, одев очки, читал его дневник. Мать курила у окна. Тима вертелся на стуле и похабно скалился.
Жора уронил сумку на пол.
-Ты...педик? - отец поднял на него глаза. - Мой сын - педик? - голос был спокойны, что непредвещало ничего хорошего.
-Нет, Володя, ты посмотри на него! - не выдержала и заверещала мать. - Я его растила, одевала, кормила, а он! Что ты смотришь, скотина не благодарная?! Ублюдок! Самый настоящий выродок! Я с самого начала знала, что ты с гнильцой! Но что такое можно от тебя ожидать!...Это же уму не постижимо!- мать переходила на ультразвук, махала руками, плевалась, глаза были полны ярости и какой-то жгучей ненависти.
Жора молча стоял, руки безвольно повисли вдоль тела. В глазах уже не стояли слезы. Взгляд стал пустым и безучастным.
Отец поднялся. По спине Жоры пробежал холодок, но он не двинулся с места.
Владимир Натанович в несколько шагов преодолел разделяющее их расстояние, остановившись вплотную перед ним.
-Пап, я... - шепотом начал Жора, но тут же получил сильный обжигающий удар по лицу, который заставил его отшагнуть в бок и удариться о, стоящий в коридоре, шкаф-купе.
-Заткнись, - жестко приказал отец.
И тут Жору как плетью стегануло.
-Ублюдок, - повторил он слова матери.
Это слово, сказанное отцом, начисто лишило Жору чувства самосохранения, выбило из колеи. Все вокруг стало, будто, вмиг ненастоящим.
Он уже не обращал никакого внимания на сыплющиеся на него удары.
Помнил, что упал на колени. Помнил яркую ослепляющую боль в животе и спине. Помнил запах ковровой дорожки и солоноватый привкус крови. Издалека откуда-то были слышны визги матери, злорадные смешки брата, жестокие слова отца.
Самих слов он не помнил, помнил только, чтобы было очень больно. Больнее, чем от его сильных ног, бьющих по незащищенным местам.
Когда его заперли в комнате, он первым делом бросился к компьютеру - написать Дёме, всё ему рассказать. Но тот не включался. Отсутствовали все провода.
Жора обессилено упал на кровать. По щекам снова потекли слёзы.
Мобильный телефон так же остался за дверью его комнаты.
Но надежда на лучшее не пропадала. Он прилёг на кровать. Тело болело, но ему было плевать. Он надеялся, что это и будет служить наказанием. И боялся себе представить, что будет, если им с Дёмой запретят видеться.
На следующий день в комнату вошёл отец и сообщил ему, что они с матерью решили отправить его в Ростовскую область, в специализированный интернат. Не обычный, для отказников. А интернат для детишек из богатых семей, с должным образованием, в котором осуществляется усиленная подготовка к поступлению, с большой территорией, практически ресторанной едой, со своим бассейном, теннисным кортом. В общем, где созданы все условия для неплохой жизни и учёбы.
-Это не обсуждается, - добавил жестко Владимир Натанович, увидев, что Жора хочет что-то возразить. - Я уже направил туда твои документы. После завтра выезжаем, - за отцом закрылась дверь.
Эта новость оглушила Жору, заставила безвольно лечь.
Он не знал ничего о Дёме, Дёма не знал ничего о нём. Пытался ли он позвонить? Что сказали ему родители?
И самое главное - как дальше жить?
Он знал, что если отец сказал, то он обязательно сделает то, что обещал.
Ему ничто не помешает.
Перед подростком встал по-взрослому тяжелый и серьезный выбор - жить без него или умереть?
Умирать было страшно. Тем более, он не знал, о чём сейчас думает его любимый, знает ли он о планах родителей.
Он точно знал, что это станет для него ударом. Но так же точно знал, что не сможет жить там. Один, без него.
В голове всплыли все воспоминания из детства. Появилось четкое осознание того, что он никогда никому нужен не был. В него никогда никто не верил. Его никогда никто не любил. Всю жизнь его душили, ломали, принижали.
И только появился тот человек, которого он ждал всю свою жизнь, как его тут же хотят забрать, отнять у него, опять сделать ему больно, специально заставив страдать.
Но сердце его было не железным, оно не могло выдерживать такие пытки одну за одной, подряд.

Спустя полчаса после того, как за матерью закрылась дверь, он медленно встал.
Ноги были ватными, руки не слушались.
Он вышел из комнаты, медленно, словно в бреду, держась за стенку, прошел в ванну.
Он даже не почувствовал на себе пристального отцовского взгляда. Закрыв за собой дверь, он повернул замок. Прислонился к ней спиной и запрокинул голову.
Постояв так пару минут, он шагнул к шкафчику над раковиной. Посмотрел на себя в зеркало. Темные спутанные волосы, слегка вьющиеся. Под серыми глазами темные круги. Губы потрескались. В уголке рта запеклась кровь.
Он открыл дверцу, убирая свое отражение.
Там стояли пузырьки с различными мамиными лекарствами. Она была любительница таблеток - от бессонницы, успокоительных, антидепрессантов и прочего.
Он знал, что от гомеопатии еще никто не умирал, поэтому сразу убрал эти пузырьки в сторону. Нашел действительно сильные препараты, достал их, и, не закрыв шкафчик, сел на пол, прислонившись к бортику в ванной.
-Ты же простишь меня?.. - шепотом спросил он вслух. Протянул руку, крутанул кран. Вода зашумела, не давая возможность извне слышать происходящее в ванной.
-Ты должен понять меня, родной...- шептал он, читая надписи на пузырьках. - Я не смогу так больше жить. Не смогу, ты знаешь... Я люблю тебя, - он высыпал на ладонь горсть таблеток из разных пузырьков, проглотил подошедший к горлу ком, тряхнул головой, убирая челку с лица.
-Хорошо, что все произошло сейчас, когда...вся жизнь впереди. У тебя есть шанс вырваться. Ты обязательно поступишь в ВУЗ, на актёрский, как ты и хотел...А у меня нет шанса. И никогда не было. Ты простишь меня. Ты справишься...-он вытер ладонью бегущие по щекам слёзы. Посмотрел на таблетки и быстро, чтобы не оставить себе выбора, все закинул себе в рот. Поднялся, схватившись за раковину и запил водой из-под крана. Постоял немного и закрыл шкафчик. Снова посмотрел на себя в зеркало. Усмехнулся своему отражению, мысленно прощаясь сам с собой. Выключил воду, вытер лицо и руки и вышел из ванной. Так же медленно вернулся в свою комнату и лёг обратно.
Открыв глаза, он посмотрел в потолок.
-Простите меня...мама...папа...- беззвучно шевелил он губами. - Я и вас тоже любил.
Потолок начал медленное движение по кругу. Жора закрыл глаза, чувствуя, что голова кружится, его начинает клонить в сон. Из уголков глаз стекли последние слезинки.
Он снова беззвучно прошептал одними губами:
-Любви у меня много.... Хватило бы на всех...

@темы: Проза

---

[sold_out]

Анапские размышления о любви и временах года.

В Анапе опять минус десять и ливень
Без тебя здесь зима, какой не бывало
У разбитого старенького причала
Я слушаю море и жду прилива

В Анапе плюс пять, и весна наступила
Ты пишешь, что не приедешь завтра
Я в разорванном платье, подол задран
И мечтаю о том, чтобы всех затопило

В Анапе солнце, плюс тридцать, жарко
Здесь уже давно наступило лето
Ты не пишешь, пропал из интернета
Мое светлое платье вдруг стало марким

А в Анапе плюс семь, и октябрь кружит
Пепел от сожженых уже листьев
Я уже отвыкла от твоих писем
Стала сомневаться: "А ты мне нужен?"

Снова минус десять, опять Анапа
Я гуляю по опустевшим пляжам
Ты мне пишешь, и, кажется, это лажа
Ты ко времени, милый - снимаю шляпу.

@темы: Стихи

---

На пробу

[Тари Кальпани]

Доброго всем времени суток. разрешите представиться,  Тари Кальпани, или по-другому, Рыска. Рискну представить на ваш суд Самое начало первой главы романа, над которым тружусь аки пчелка. Все, естественно, в рамках сообщества, но только без "Сумерек"!
Итак:

Название - Десмод. Оборотная сторона Света
Жанр - боевое фэнтези, дарк
Форма - Роман
Аннотация.
Вампиры издавна живут семьями. Огромными общинами-Кланами, в которых есть свои Отцы-мастера, свои сложные запутанные отношения и своя иерархия. В этом мире, раздираемом войной между двумя расами, вампир без семьи - не проживет и года.
Но что если ты вампир - и у тебя нет ни семьи, ни покровителя-Отца? Что если их никогда не было? И ты - враг людям, потому что находишься на вершине пищевой цепи, и пустое место для своих, потому что никто и никогда не поил тебя своей кровью. Судьба заставила молодого вампира по имени Ваэрден Трилори из-за интриг кучки человеческих магов и Старейшин ночной расы оказаться на острие многовековой войны. Сотрет ли его в порошок неумолимое Колесо Судьбы, или же он оседлает непокорный обод?..

Daesmoude
Оборотная сторона Света


 
1, Бесприютный


На опушке леса гнедая встала намертво. Понукай ее, не понукай – кобыла упиралась всеми четырьмя копытами и идти под темные своды не хотела. А между тем, рассвет приближался. Рыцари Инквизиции тоже. Всаднику очень не хотелось оказаться насаженным на кол под солнышком. Кобыле не хотелось идти в гнилое, подозрительно ухающее болото. Надо было договариваться.
- Послушай, Мышка, ты же умное животное. Иди сама, а то я тебя силой заставлю. Ты меня знаешь.
Лошадь знала, поэтому презрительно фыркнула и не пошла, хотя явственно задрожала. Всадник нервно оглянулся, зыркнув желтыми волчьими глазами, и поглубже натянул капюшон плаща. Чуткий слух уже ловил звуки погони: топот, конское ржание, лязг железа и мужские голоса. Порезвиться, конечно, можно. Если бы не рассвет.
- Ты думаешь, я хочу туда лезть? Ничуть. Подумай, у них своих лошадей хватает. Так что, тебя они пустят на колбасу.
Кобыла ржанула и неохотно двинулась в темноту черной чащи. Погоня приближалась.
- Укушу, - угрожающе пообещал беглец. Мышка вняла и перешла на рысь, потом скакнула через валежину и вломилась в кусты, подгоняемая волей всадника. Под копытами почти сразу зачавкало.
Подлеска вокруг не было. Из топкой почвы торчали коряги, тянули к путнику голые кривые сучья; высились кругом стволы в шесть-семь обхватов толщиной в ошметках влажной гнилой коры. Кроны, сплетаясь между собой где-то наверху, не пропускали к земле ни лучика солнца, только неясную серь, но зорким желтым глазам хватало. Мужчина с облегчением выдохнул и скинул с головы капюшон, проведя когтистой пятерней по коротким, едва достающим до плеч серебристым волосам. Инквизиция сюда не сунется, кишка тонка. Чтоб этим железным банкам икалось дня три кряду, и Малкару де Салегри заодно! Взял, испортил хорошее дело… Ладно, и хильден с ним. Все равно собирался сюда заглянуть, вышло на месяц раньше.
Путник придержал кобылу и прислушался. Рыцари галдели на окраине, переругивались, но соваться под кроны не решались. Трусы! Мужчина презрительно приподнял верхнюю губу и зашипел, показав четыре внушительных клыка. Потом развернул всхрапнувшую лошадь и поскакал в чащу – к границе владений Старейшины Торейадра. Повелителя вампиров континента.
Ему вслед ехидно каркнули откуда-то сверху. Крупный черный ворон сверкнул зелеными огоньками в глазах-бусинах, тяжело сорвался с ветки и полетел за незваным гостем.

***
Если верить внутренним часам, время перевалило далеко за полдень. Всякому порядочному вампиру полагается спать – а чем еще заниматься, если на свет нельзя и кончик носа высунуть, а скука донимает? – но Ваэрден Трилори порядочным вампиром себя не считал. Был или нет, это уже другой вопрос, но вот, что ему определенно не нравилось, так это подчинение раз и навсегда установленным правилам. Или чужим приказам. Вот обязан вампир путешествовать и охотиться только по ночам, и все тут! А если надеть плотный хороший плащ, да как следует отвести людям глаза, то и ожогов можно избежать, и инквизиторам не попасться. Самому Ваэрдену солнце не очень-то и мешало, давило только. Голова от него болела жутко, а так… Тьфу. Мелочи.
Вампир не понукал и не подгонял кобылу – она сама найдет проходимую тропу через болото. А у него за долгую дорогу аж от самых Красных гор сапоги поистрепались, не дай Древние протекут – и он себе сожжет ноги до костей болотной водой. Тогда уж до Торейадра не доползешь, не дохромаешь – сожрут. Вон, из оконца стоялой черной жижи кто-то смотрит: с виду сучок сучком, а на деле хильден его знает. Желанием терзать и жрать от этого сучка веет вполне ощутимо для чуткого вампирьего разума.
«Я страшнее!» - мысленно припугнул тварь Ваэрден, вкладывая в эти два слова образ чего-то большого, мохнатого и зубастого. Сучок булькнул и поспешно скрылся с глаз.
- То-то же, - хмыкнул вампир и, морщась, потер виски. Опять начинала гудеть голова, на сей раз, от болотных испарений. Воняло так, что поневоле приходилось минуты по три не дышать, а бедная Мышка то и дело жалобно ржала, упрекая хозяина – за что, мол, издеваешься? Со всех сторон кто-то урчал, рычал, бухал и чавкал, орал, шипел и плевался. Кобыла то и дело шарахалась в стороны, рискуя оступиться и провалиться в зыбун или омут, затянутый ряской. Пришлось пару раз огреть ее промеж ушей и пройтись по сознанию несильным волевым ударом, чтобы затихла.
Становилось все темнее, кругом заплясали болотные огни. По спине поползли мурашки от жути, но выдержки покуда хватало.
- Странно. Эй, кто-нибудь разумный меня слышит?! Неужели Старейшие так беспечны, что им нет никакого дела до пришельца?
Сбоку глухо каркнул ворон:
- Зр-ря! Дур-рак!
И тут между деревьев вскипела черная вода пополам с грязью, забурлила топь, с виду казавшаяся проходимой. Там, внизу, двигалось что-то огромное и хищное. Неожиданно для себя Ваэрден получил страшный удар чужой воли, так что закружилась голова, и потемнело в глазах. Чудище из глубины внушало такой страх, что руки-ноги мгновенно сделались ватными. Лошадь истерично завизжала и взвилась на дыбы, сбрасывая седока в воду.
Вампира охватил ледяной огонь, влага немилосердно жгла кожу. Но боль прояснила разум и заставила тело изогнуться и вскочить на более-менее сухой пятачок земли. Дура-лошадь билась неподалеку, все-таки провалившись в трясину и утягивая за собой поклажу и оружие.
А вокруг, тускло отблескивая чешуей в зеленоватом свете болотных огней, закручивал толстые холодные кольца громадный водяной змей.
- Твою хильденову мать… - потрясенно выдохнул Ваэрден, глядя, как медленно вздымается над ним шипастая уродливая голова на толстой шее, украшенная то ли плавниками, то ли чересчур большими кожистыми ушами. В узких глазах светился отточенный незмеиный разум. Змей раззявил пасть, утыканную острющими иглами зубов, зашипел и ринулся вниз. Клац – и мощные челюсти захлопнулись на голове орущей лошади. Фонтаном брызнула кровь, змей сглотнул и ударил во второй раз – уже по вампиру.
Тот едва успел отскочить. В голове промелькнула и пропала мысль об утонувшем оружии – хороший был меч, и кистень жалко, в сумке остался. Сейчас бы зверюге в глаз… Змей опять ударил, извернувшись, снизу и слева, чиркнул бугристой мордой по руке и боку. Не будь Ваэрден вампиром, силой удара его бы унесло в трясину. А так успел отклониться и сам ударить когтями по скользкой шкуре, вцепиться в выросты пасти. Чудище обиженно взревело и мотнуло головой, шарахнув вампира спиной о дерево. Резкая боль прострелила хребет, из легких вышибло весь воздух, но он лишь крепче сжал пальцы, стараясь не думать о том, что змей может уйти под воду. Тогда – все, конец, за считанные минуты останется от Ваэрдена Трилори хорошо, если голый скелет… Голова ухнула вниз, окатив вампира новой порцией жгучих брызг. Пришлось отцепиться и кубарем откатиться куда-то в сторону – в почти полном мраке под давлением чужой воли было не разобрать. А противник все перекручивал, вытягивал из глубины новые толстые кольца.
«Что ты делаешь в моем лесу?»
Ваэрден замер от удивления – чужая мысль родилась в голове четким клеймом и отразилась низким шипящим голосом. Удивление его и сгубило: одно из колец змеиного тела молниеносно метнулось к вампиру, захлестнуло поперек туловища и стало накручиваться, сжимаясь все сильнее.
«Что ты делаешь в моем лесу?» - настойчиво повторил змей, начиная казаться все больше. Его вид вызывал непреодолимое желание подчиниться, открыться, признать себя маленьким и слабым.
Не тут-то было. Волчьи глаза полыхнули оскорбленной гордостью и яростью. Еще немного – и затрещат кости, но Ваэрден гневно прижал острые уши к черепу и почти зарычал, скаля клыки.
- Еще будет меня мокрая гадюка-переросток допрашивать перед тем, как сожрать! – прохрипел он, хоть и понял запоздало, с кем имеет дело. – Сюда имеет право приходить любой, кто ищет убежища!
Кажется, кости все-таки хрустнули. Хорошо, что вампир способен не дышать гораздо дольше человека – вдохнуть никак не получалось.
«Вот как? Мокрая мышь смеет указывать удаву, съесть ему ее или нет?»
Показалось, или мысль прозвучала издевательски? Ваэрден, как мог, снисходительно улыбнулся:
- А я не знал, что Старейшины практикуют каннибализм, - глаза при этом оставались совершенно честными. Даже невинными.
Торейадр отшатнулся, будто его ударили. Все, решил про себя Ваэрден. Раздавит.
«Тссс, каков наглец… Трехсот лет не стукнуло, а туда же, хамить».
«Мог бы и не попрекать возрастом. Триста лет мотаться по Ниерру куда полезнее, чем сидеть на болоте хоть десять тысяч».
Говорить уже не получалось, видеть – тоже. Только в голове все еще высвечивались два желтых глаза с узкими вертикальными зрачками. Ваэрден перестал сопротивляться и обвис в кольцах змеиного тела.
«Однако, язык у тебя хорошо подвешен. Будет тебе, раз хочешь убежища… Спать!»
И сознание полузадушенного вампира померкло, отступив пред волей Старейшины Торейадра.

@темы: Проза

---

Отрывок.

[Felix2012]

Доброго времени суток) Случайно нашла сообщество в каталоге. Хотелось бы представить отрывок, а точнее начало моего собственного рассказа (а может в последствии жанр станет романом, не знаю, зависит от критики). Не судите строго.

Мастер

"Я идиот. Я просто полный дурак. Кто же знал, что это будет именно так? Кто знал, что обнаружив на своих руках кровь, не можешь уснуть ночами и везде мерещится ее запах. А потом часами пытаешься смыть не существующие пятна с кожи, натирая ее до красноты. О, если бы это помогло, то я бы попросту содрал эту самую кожу... Но я знаю - не поможет. И пусть этот человек заслуживал смерти, кто я такой, что бы судить? Я - Мастер Смерти, но это не дает мне права убивать... Я должен был до конца следовать клятве, не поддаваясь своему гневу. Я должен был... Но не сумел. Все что я могу теперь - это пытаться сделать все, что бы моя первая жертва стала последней. Я - Мастер Смерти. Я тот, кто как никто умеет ценить жизнь, ежечасно убивая себя своей собственной магией ради тех, кому еще рано оставлять мир живых. Или, нет? Я запутался. Как быть, если люди, которых я защищаю, оказываются куда более чудовищны, чем монстры, против которых я сражаюсь. Я должен найти способ разобраться в себе. Должен, пока не стало слишком поздно." - перо торопливо записывало мысли на бумагу. Поздно каяться. Содеянного не отменишь. Все пошло прахом и он сам тому виной. "Я уже в том возрасте, когда темнота за окном давно перестала пугать. Вот, только, с ее наступлением, стены начинают сжиматься вокруг меня..." - Рейнард со вздохом закрыл потрепанную тетрадь в кожаном переплете, которую сначала завел для разработок и изобретений, а за тем, незаметно для себя, превратил в дневник. Он в который раз отметил, что отсутствие общества дурно влияет на его психику. Хотя... куда уж хуже. " Некромант всегда один. Так должно быть. Смерть не терпит соперников. ЕЕ мастера на вечно принадлежат только ей одной. Так было и так будет до тех пор, пока мир существует." - маг, тяжело вздохнув, протянул руку, перегибаясь через письменный стол, и распахнул окно. Он привык быть один. Но как же страшно находится в тишине одному вот такими дикими ночами... " Я сам дал себе слово. - сцепив зубы, Рейнард до рези в глазах вглядывался в ночь за окном, холодную и дождливую, - И я его сдержу. Больше никто не станет платить за мои ошибки жизнью. Я должен сделать для этого все, что в моих силах. Все, чего я касаюсь рушится. И быть одному - единственный способ это прекратить."
Дневник перестает спасать, когда приходит понимание бесполезности такого занятия, как выплескивание своего жалкого скулежа на бумагу. "Хватит пачкать бумагу, Рейнард. Пора действовать." - маг сжал руки в кулаки и, рывком поднявшись из-за стола, принялся мерить шагами крохотную комнатушку. Необходимость что-то делать сводила с ума. Прятаться дальше? Глупо. Рано или поздно его найдут.
- Хватит! Хватит! Хватит! - некромант как заклинание твердил это слово, попутно скидывая в походную сумку все свои вещи, что попадались под руку, - Хватить трястись от любого шороха! Хватит прятаться! Пусть я совершил убийство, пусть Инквизиция ищет меня. Пусть! Я нужен людям. Кто еще, кроме меня, станет помогать им? Храмовники? Монахи? Да каждый из этих идиотов, с псалмами выходящий против ожившей мертвой плоти, жаждущей живой теплой крови, сам становится в последствии подобной же дрянью!
Маг скинул в сумку склянки с ядовитыми реагентами, предназначенными для сложных манипуляций с магией и, словно весь запас сил кончился вместе со злостью, обессиленно оперся спиной о стену. Куда теперь? Вроде бы, мир велик, но только ленивый не признает в нем Мага. А на кого же еще похож странный бродяга в старой пыльной мантии не определенного цвета?
Рейнард взглянул на себя в покрытое трещинами старое зеркало и горько улыбнулся. Слишком заметный. В зеркале отражался молодой мужчина лет двадцати. Очень худой, бледный как мел, с глубокими темными кругами под пронзительно синими глазами. Между бровей пролегала тревожная складка, грозящая вскоре превратиться в морщину, плотно сжатые губы, прямой, тонкий, хищный нос. Было в его облике что-то дикое. Почти пугающее. Не возможно не заметить такого человека в толпе. Все равно что волку прятаться в отаре овец. Рейнард нервно поправил выбившуюся из хвоста черную прядь, упрямо вздернул подбородок и, передернув плечами, проворчал:
- Хотите охоты? Вы ее получите. Только в этот раз вам не удастся загнать волка.
Дверь со скрипом отворилась и он, опираясь на посох, вышел в коридор, сделав свой первый шаг на дорогу без обратного пути.
Коридор. Узкий и темный. Захотелось взвыть от ужаса. Рейнард ненавидел замкнутые пространства. Он боялся их, как чумы. Но со временем и это, как все человеческие слабости, исчезнет. Так говорил ему его Наставник. Однако, Рейнард заставлял себя вспоминать, что такое страх. Не боятся только идиоты. Отсутствие страха губит куда вернее, чем его избыток. Так говорил когда-то в его детстве... кто-то. Рейнард не помнил ее лица. Честно говоря, он вообще слабо помнил хоть что-то до шестнадцати лет. Образы и ощущения - все, что осталось от той, странно далекой жизни, да еще боязнь замкнутых пространств. Кто то был в его жизни, той, не известной. Кто-то заботился, любил, может быть? "Кто?" - он часто задавал себе этот вопрос, но не мог найти ответа.
Все что осталось - идти вперед, строить новую жизнь. Новую судьбу. А теперь еще и скрываться от Святых Братьев инквизиции, которые с удовольствием сожгут его на костре за пособничество "Диаволу" и "ведьмовство". Некромант зябко повел плечами и, с трудом борясь с желанием по быстрее выскочить на улицу, чтобы избавиться от ощущения, что он вот-вот будет раздавлен, накинул на голову капюшон, который должен был хоть как то защитить его от дождя, не прекращающего барабанить в окна. Куда идти? Да в ближайшую деревню. Деревни вечно полны слухов. Там всегда можно, если внимательно слушать и смотреть, найти подходящую работу. Что-то подсказывало Рейнарду, что Инквизиция - не самое страшное из зол, приключившихся с ним, что все еще впереди. Но он решительно отбросил эту мысль и вышел на улицу, оставив предварительно горсть монет на столе - плата людям, столь щедро позволившим ему, странному незнакомцу, остаться на постой. Три дня он провел здесь, в глуши. И за эти три дня не услышал ни одного вопроса о том кто он, откуда, почему прячется и что скрывает. Это заслуживает вознаграждения. Едва выйдя на улицу, Мастер Смерти ощутил, как спадает, смывается дождем страх и на его место приходит спокойная уверенность.
- Все могло быть куда хуже. - пробормотал маг, оглядывая густую чащу, окружающую поляну, на которой расположился дом лесника. В ночной темноте лес казался особенно зловещим, мрачным. Да и чего удивляться. Этот лес не предназначался для того, чтобы по нему ходили люди, ведь его, столетия назад, говорят, облюбовали эльфы. "Светлые и остроухие." - так о них отзывался наставник. Главное не попадаться этим "светлым" созданиям, иначе его труп украсит ближайшую сосну. Из смертных здесь могут в живых остаться либо те, кто, как лесники, приносят пользу, либо те, кто удачно проскользнул. А вот магию смерти, по рассказам учителя, они не переносят на дух. Проще говоря - ненавидят, считая величайшим злом, и всячески с ней борются. Так что путь через лес предстоит долгий и не легкий. С полным магическим молчанием. Рейнард тяжело вздохнул, по удобнее перехватил посох, и, хлюпая по лужам, отправился в сторону темной стены деревьев, словно ощетинившейся ему на встречу ветвями-копьями...
"И какой черт дернул меня пойти через лес." - Рейнард в который раз, чертыхаясь и отплевываясь, вылезал из очередной канавы, которую "случайно" не заметил. Посох он потерял в одном из них и передвигаться стало явно труднее. Но не возвращаться же за проклятой деревяшкой? Он уже привык, что не бывает случайностей. Или, точнее, если их слишком много - это уже не случайности, это - система. А в его случае - целый план по ускоренному сведению с ума. Маг, который вынужден отказаться от магии ради того, чтобы пересечь какой-то там лес. Это смешно. Эльфов никто не видел уже несколько лет и, может статься, они уже покинули Вермонские чащи навсегда. Так зачем же отказывать себе в такой малости, как просто высушить одежду? Некромант сдавленно чихнул и покачал головой. "Слаб. Слаб человек. Стоит лишь один раз оказаться в непривычной ситуации, как сразу же меня начинают обуревать соблазны." - он, скрипнув зубами, отер грязь с лица. Надо же было так - пройти всего пол мили и четыре раза "сократить спуск" в темноте по оврагам и канавам. И это еще удивительно, что ему не встретился какой-нибудь особо крупный хищник, привлеченный шумом. "Но одно я знаю точно, - отметил про себя мастер некромантии, -эльфов здесь нет, иначе бы они точно прибежали посмотреть кто так ломится через чащу." Он самодовольно улыбнулся, цепляясь за ветку и вылезая из оврага... Только для того, чтобы увидеть наконечник стрелы, лежащей на тетиве и направленной прямо ему в грудь. Улыбка медленно превращалась в кислую гримасу. Прямо перед ним стояла эльфийка. В темноте ее было сложно разглядеть, но сомнений в ее расовой принадлежности у мага не было. Только эльфийка может натягивать ростовой композитный лук так, словно это игрушка и совершенно бесшумно возникать из ниоткуда.
- Э... - выдавил Рейнард, не сводя глаз с кончика стрелы, - здравствуйте? - ничего лучшего он придумать не мог.
Маг лихорадочно соображал, что же предпринять, когда слева и справа возникли еще по паре таких же лесных жителей. "Нет эльфов, - мысленно вздохнул Рейнард. – Кажется, Богиня любит смеяться надо мной. За последние три недели моих попыток сбежать от неприятностей, эта, пожалуй, самая пикантная. И, возможно, последняя. Как замечательно. Во всем Тэндарасе я единственный маг, который умудрился найти себе самую глупую смерть - от эльфийской стрелы. Наставник бы мной гордился".
- Только дернись, смертный, и станешь кормом для падальщиков. - произнесла та, что целилась ему в грудь. Высокая, тонкая, закутанная в плащ она сама напоминала стрелу, из-под наброшенного на лицо капюшона был виден только острый белый подбородок и плотно сжатые губы. Голос у нее был звонкий, можно сказать красивый, если бы не звучащее в нем призрение. Рейнард покорно замер, медленно опуская руки. " Будем надеяться, что они не будут убивать меня сразу, - подумал он, внимательно оглядывая пятерых до зубов вооруженных женщин из народа, которого, как он до сих пор считал, уже нет. - Магию оставлю на крайний случай, иначе пятью дело не обойдется", - маг старался не думать о том, что будет, если все же придется пускать в ход магию. Он не хотел новых смертей. И новых кошмаров, которые обязательно придут к нему ночью.
- Ты знал, что это наш лес, - на ломанном общем языке произнесла эльфийка, - И знал что мы убиваем чужаков. Так? - почему-то говорила только она, остальные хранили молчание, держа луки наготове.
- Да, - медленно кивнул Рейнард, лихорадочно соображая, почему же его еще не утыкали стрелами. – Знал, - он отчаянно пытался рассмотреть ее лицо, заглянуть в глаза, что бы найти овеет на мучавший его вопрос, но без магии так хорошо видеть в темноте абсолютно не возможно.
- И все же пошел. Что тебе нужно, смертный? Какое право имеешь ты топтать нашу землю и пачкать наш воздух своим дыханием? Мало вам, людям, того что у вас есть? - Эльфийка тряхнула головой, - Отвечай, что ищешь здесь.
Рейнард облегченно вздохнул, решив, что они приняли его за простого браконьера или разбойника, ищущего укрытия в лесной чаще. Слегка расслабившись, он переступил с ноги на ногу и, чуть улыбаясь, произнес, почти не соврав:
- Я просто иду мимо, через ваш лес. Меня преследовали, и я был вынужден пойти этим путем.
- Просто мимо... - произнесла эльфийка, странно растягивая слова. - Я надеялась, что ты сам скажешь...
- Довольно! - холодно произнес кто-то позади, заставив Рейнарда вздрогнуть. Его словно сковало холодом от силы, прозвучавшей в тоне говорившего. Нет, говоривший не был сильнее его, но все же... Так, не скрываясь, демонстрировать свою магию...
За спиной нарочно шумно раздвинулись кусты и, не вольно обернувшись, он увидел, как из них выныривает еще одна эльфийка в длинном сером одеянии с распущенными по плечам белыми как снег волосами по пояс. Лицо ее скрывала маска из белого металла, а в руках она держала его посох.
Пять эльфиек склонились в почтительном поклоне.
- Как ты объяснишь то, что от тебя разит магией смерти, чужак? - прошипела женщина, и посох вспыхнул, опадая на землю хлопьями пепла. - Я почувствовала тебя еще когда ты только ступил в Лес! Тебе подобные не имеют права даже смотреть на эти деревья, но ты... Ты совершил глупость, сунувшись сюда. За нее ты заплатишь жизнью.
Рейнард понимал, что не сумеет ответить. Ему попросту не дадут. Поэтому он сделал самое простое, что пришло ему в голову - прыгнул в овраг, на ходу складывая пальцы в привычный жест. В воздухе зазвенели стрелы, отлетая от белесой скорлупы щита. Долго щит не выдержит такой массированной атаки. Да и не может магия этой школы как надо служить тому, у кого все заклинания, даже простой щит, содержат атакующий компонент.
" Надо бежать. - запоздало пронеслось в голове, когда он съехал на дно оврага, - Они не виноваты в том, что попались мне на пути", - Рейнард резво шмыгнул за попавшийся ему на глаза валун и забился в нишу между ним и каким-то необъятным деревом, столь удачно поваленным когда-то неведомой бурей.

было бы здорово узнать мнения читателей.

@темы: Проза

---

[Ниэби Оленьи Рожки]

Мгновение
сеткой окна на стене и
тысячами секунд замирает в молчании.
Путаясь в свете луны
пьяной зеленой феей,
уставшей гулять ночами,
Тянется, словно затмение,
только медленнее.

Психосоматика
бьет напрямую в голову.
Сгораешь, как томик стихов в руках математика,
застывшего у стола,
растерянного и голого,
под крики летящего вниз солдатика
из чистого олова.

В камине
тихо трещат дрова,
вот уже сотни лет покрываясь инеем.
К нёбу смолой и медом
липнут немые слова,
а небо такое синее,
что никогда не бывало синим.
Лишь только алела трава...

@темы: Стихи

---

Из старого

[Ниэби Оленьи Рожки]

Такое бывает, знаешь,
Как-будто бы в первый раз
Зажжёшься, искришь, сгораешь
И вот уж совсем погас.

В огонь подливая масла,
Ты жги меня, не жалей!
Я тоже давно угасла
В дымящей тоске своей.

Тебя подожгут - ты светишь,
Задуют - потухнешь. Дым...
И снова один на свете,
Легко умирать молодым.

Огня моего увяданье...
Лишь станет темнее идти.
В тебе еще есть дыханье,
Гори и свети, свети!

На этом трепещущем свете,
Где ночь коротка и тепла,
Мне голос твой не ответит,
Но ты приходи погреться
К костру моему на рассвете,
Чтоб вместе
сгореть
дотла.

@темы: Стихи

---

[sold_out]

Троллейбус. Кондуктор. Прохожие. Серый асфальт.

Здесь никто не видел ни Гаваий, ни Мальдив, ни Мальт

Босс, трудовые потуги, коллеги, компьютер, стол

И в сигаретах противный до боли ментол

Дома дети кричат как всегда,и жена пылесосит ковер

И надпись "уроды" над дверью никто до сих пор не стер

Времени не хватает. Еда, работа и сон

И надрывается снова в квартире твоей телефон

А годы бегут и летят. Ты старый, совсем другой.

Будешь внуков благославлять иссохшей своей рукой

А дети будут смеяться, называя тебя "старик"

Потом будет скорая, скальпель и тихий последний крик

Жизнь ударяет серьезно, жестоко, и прямо в лоб:

Взгляни: Школа, работа, пенсия, смерть, гроб.

@темы: Стихи

---

[suslik-n]

Ты дриада тех черных деревьев,
Что растут на окраинах
(Плевать на сторонников Фрейда)
Красиво смотрится черный цвет
На снега проталинах
И лучше дриады нет

Ты ведь муза тех странных поэтов
Не даешь им задания
Воспевать тебя в жестких куплетах
Не понял их даже "Дырка" клуб
Оставил без внимания
Любой, кто умен или туп

Ты наркотик, тот, нестадартный
Не сигарета дымная
Или крэк, игра азартная
Головоломка скорее ты
Бесконечно длинная
Из загадки и мечты

---

Руины

[suslik-n]

Название: Руины
Автор: Я
Жанр: стихи

Где дети империи Солнца играли,
Теперь средневековье компьютерной эры
Заброшены нивы, приспущены флаги
Лишь только наемники и БТРы.



Ведь ты бы по Марсу, Кадату мотался.
Венера, Солярис за корабельной стенкой.
И с Аэлитой по углам бы жался
Похотливой внеземной инопланетянкой

А ныне по степям ползут черные танки
На карте Азии вновь растут халифаты
Феодалы в бункерах строят новые замки
Дети гор без боя захватили Арбаты

Лишь на секунду среди звездных штормов
Что вижу теплыми, я, летними ночами
Корабли иных, чужих, непонятных миров
Запущенных кем-то, но не нами

Ты шаришь в космических пушках, подобном хламе
Смотришь аниме вперемешку с злым порно
От жизни бежишь, историю прячешь в чулане
Лишь в новый TES ты играешь задорно

Лишь на заросшем бурьяном колхозном поле
Злой дядька жарил на костре чей-то пальчик
Дядька был голоден, болен, по уши в горе
От его рук погиб последний крапивинский мальчик

---

Базарову

[Ниэби Оленьи Рожки]

Не отрицай.
И в час, когда не веришь,
не отрицай, что веришь. Никогда
не закрывай открывшиеся двери
и не сжигай мосты и города.

Не отвергай
Сердец наивных дамских,
не отвергай и от твоих распутных рук
горящих бедер нежно-пуританских...
Не замыкай их в свой порочный круг.

Не забывай
всего, что происходит,
Не забывай. И не в твоих руках
менять, как солнце всходит и заходит,
как ветер растворяется в песках...

Не покидай.
На этом грязном свете
одна твоя душа еще полна огня,
но и огню дано угаснуть на рассвете.
Не покидай, пожалуйста, меня.

И больше
никогда
не умирай...

@темы: Стихи